Глава 17
Марина
Пришла в себя от того, что кто-то грубо переставляет иглу в катетере, причиняя неприятные чувства. С трудом разлепила глаза и увидела женщину в белом халате. На бейджике было имя «Ригина Альмо» и, наверное, должность или квалифигация — биотехнолог. На ум сразу пришли роботы из книг про космос и атомные электростанции. Не знаю верно ли мыслю, но вскоре всё это стёрлось, когда память вернула меня в реальность.
Илья. Он где-то там, совсем один и очень слаб.
Я попыталась встать и убрать руки женщины, но она начала укладывать меня обратно на койку.
— Нет, нет, нет. Мне надо встать…
— Тебе нельзя вставать, у тебя был приступ. Лежи.
— Приступ? — не поняла я. — Какой приступ?
Она сперва удивилась, а потом во взгляде появилась жалость.
— Сердечный приступ, милая. Твоё сердце не справилось с нагрузкой и остановилось. Мы еле откачали тебя.
Я всё равно ничего не понимаю. Была же операция. Да, до конца всё исправить не вышло, но таких осложнений не должно было быть больше. Максимум потеря сознания!
Оглядевшись вокруг, обнаружила себя в такой же палате, в которой был Илья. Белые стены, белая плитка и куча аппаратов, слава богу, не подключенных ко мне. Только катетер и система витаминов или ещё чего торчат из сгиба локтя, но, Господи, как болит грудная клетка! На мне будто стадо мамонтов прыгало!
— Долго мне тут лежать? — спросила, поддаваясь усилиям врача.
— В идеале несколько дней. Мы хотим тебя обследовать и найти возможность исправить твоё сердечко.
Я смутилась. Снова приношу кому-то проблемы. Сначала родителям, потом Илье, теперь здесь. Кстати, а где это «здесь»?
— А где мы находимся?
— Я не могу сказать, извини, — женщина смущённо улыбнулась, доставая из кармана какие-то пакетики. — Мне нужно взять анализы крови, чтобы понять в чём дело. А после сделаем флюру и проверим кардиограмму.
Я послушно дала руку для новых уколов.
— Вы не обязаны этим заниматься. Когда всё закончиться, я могу сходить в больницу. Не хочу доставлять лишней работы.
Она снова улыбнулась вставляя новый катетер в другую руку и набирая несколько колбочек. Я же при этом зажмурилась. Нет, я привыкла к этим уколам, но всё равно боюсь игл, а так менее страшно, хоть и потеют ладошки все равно.
— Совсем недавно нам дали задачу разработать лекарство от порока сердца. Насколько я понимаю, у тебя именно этот недуг, так что в каком-то смысле ты нам даже поможешь: нам будет от чего отталкиваться.
— Хорошо, но сначала я хочу проведать Илью.
— Сейчас всем остается только молиться. У него множественные ушибы жизненно важных органов. Удивительно, что его успели доставить сюда. Вы его родственница?
От её слов стало только хуже. Глаза заполнились слезами, стоило мне только представить как ему было больно. Что он чувствовал тогда?
— Нет, — ответила я.
Я ему никто, наверняка, даже знать меня не хочет. Но это не значит, что я отвернусь от него. Он важен для меня, и я буду рядом, даже если услышу новый поток брани.
Спустя час мне всё же разрешили встать, но в палате Ильи заставили опять сесть. Там я оказалась не одна, а в компании Данила. Он сидел во втором кресле и был в такой глубокой задумчивости, что даже не заметил как вокруг меня копошилась Ригина. Она снова поставила мне систему, хотя я уверяла её что это без надобности, кроме слабости я ничего не чувствовала, но женщина настояла, и мне пришлось смириться.
Однако когда она ушла, я почувствовала облегчение. Не надо мной порхать надо, а над ним. Почему никто ничего не делает? Всем как будто всё равно! Это злило меня. Злило что и я ничего сделать не могу. Я слишком тупая, чтобы смыслить хоть что-то в медицине.
Хотела бы я быть такой как Регина. Она умна, красива и воспитана. У неё, наверняка, нет никаких проблем с мужчинами.
— Как ты себя чувствуешь?
Я очнулась от собственных терзаний и обратила всё своё внимание к Данилу.
— Мне страшно. За Илью.
Он кивнул.
— Знаю. Нам всем страшно. Он всегда спасал нас. Вытаскивал пули, зашивал, возвращал к жизни. А теперь, когда наша помощь нужна ему, мы бессильны.
В его словах было столько отчаяния. Мы оба переживали за него настолько сильно, что забыли обо всем, даже о себе. Я наклонилась вперед поправить одеяло и заметила на тумбочке его вещи. Мобильник, бумажник, ключи и те часы, которые он так бережно хранил на подставке. Я взяла их и провела пальцем по круглому циферблату. Кожаный ремешок был приятен на ощупь, но стекло сломалось, наверное, при ударе, а стрелки встали на без пятнадцати десять. Надо будет их починить. Они были дороги Илье.