Пока Грешник что-то делал с моими ступнями, я крепко жмурилась до тех пор, пока не услышала звонкие стуки по кафелю. Переведя взгляд, с ужасом увидела довольно большой осколок стекла от бутылки. К нему присоединялись ещё и ещё, пока не собралось пять штук. Так вот почему было больно стоять! Я собрала в лесу всё, что можно было собрать. Удивляюсь, как вообще могла сейчас не выть, а держать вопли в себе.
— Как давно тебе делали операцию?
Я вздрогнула от этого слова и того, что пережила за тот период, но Грешник иф воспоминания не были так страшны, как вычеркнутые из жизни три месяца. Всё, что осталось в памяти, это пошлые выкрики в перемешку со смехом и приказы Кубрынина. И вроде бы ничего страшного, можно и пережить, но что-то подсказывало, что это не так.
— Мне было семь лет, — ответила я, смотря только на макушку мужчины.
У него была довольно необычная внешность. Натуральный блонд и тёмные брови, которые вечно нахмурены. Мне даже начало казаться, что эта морщинка на переносице не исчезает, даже если он спит.
— Зачем вы это делаете? — набралась я храбрости задать хотя бы это и по инерции начала ждать в ответ грубость, но вместо неё последовал усталый вздох и встречный вопрос:
— А как ты думаешь?
Да. Чемодан. Будь он трижды проклят. Но кое-что не вязалось.
— Не думаю, что только из-за чемодана. Вы могли оставить меня такой. Или просто вызвать врача. Но возитесь сами. Я бы могла предположить, что вы не хотите, чтобы кто-либо ещё узнал обо мне, но недавно вы… вы убили несколько человек, а значит, вам нечего бояться. Сомневаюсь, что у такого, как вы, нет знакомого врача, который держал бы язык за зубами.
К концу моего монолога он вытащил из ступни последний кусочек стекла и кинул его в общую кучу, а затем поднялся на ноги. Рукава чёрной водолазки были закатаны до локтя, и я могла разглядеть на правой руке тату, но не детально. Что-то круглое и узорчатое, и оно уходило под ткань, скрывая себя почти на половину. А еще, помимо тату, я увидела несколько линий шрамов на обеих руках. В интернете все поголовно говорили, что это признак отклонения в психике, если человек режет себя сам, но Грешник не был похож на психа. На чудовище? Маньяка? Убийцу? Да. Но не на психа.
Я слишком засмотрелась на узор, поэтому, когда подняла взгляд на него, вдруг утонула в темноте его глаза. Темноте, холоде и чём-то ещё, словно он пытался прочесть меня или найти что-то, но не находил и от этого злился ещё больше.
— Ты слишком много говоришь, Рина, — прозвучал его стальной голос. — Мойся, и побыстрее.
Я ожидала, что он уйдёт на этих словах, но вместо этого остался и скрестил руки. Он высокий. Даже высота кабинки не помогала мне сравняться с ним в росте, и мне приходилось запрокидывать голову. Широкие скулы, впалые щеки и глаза слегка оквадраченой формы, которые обрамлены довольно длинными ресницами. Волевой подбородок говорил о его упрямом характере, что я уже и так прекрасно поняла, поэтому, опережая его уже предсказуемый вопрос, я отступила в сторону. Хромая на обе ноги, встала под воду и подставила ей лицо. Душ. Пусть не такой горячий, как люблю я, но всё же душ. Как я о нём мечтала…
Нет, Кубрынин заботился о моей чистоте. У меня был отдельный санузел в камере, но в последние дни я надеялась, что вызову у него отвращение, если перестану мыться. Я была в отчаянии и цеплялась даже за такие скудные варианты, хотя могла бы просто покончить с собой, но… Но я слишком хотела жить. Выбраться во что бы то ни стало и отомстить.
Вытаскивая из волос ветки, листья и какую-то грязь, я перевела взгляд на Грешника. Он вроде смотрел и на меня, но в то же время сквозь меня, потому что не думаю, что его так уж сильно привлекли мои пальцы.
— Что было в чемодане?
Я не ожидала ответа, но после долгого сканирования моих глаз, он неожиданно последовал.
— Там очень важные документы, которые если попадут в руки плохих людей, могут причинить вред не только хорошим, но и многим другим.
Ничего себе. Если это правда, то они и вправду важны.
— Значит, вы хороший человек?
На его скулах заиграли мышцы. Не нарываюсь ли я?
— С чего ты так решила?
Я пожала плечом, подбирая другую прядь пальцами и пытаясь её очистить. Проще остричь их, но жалко.
— Вы не сказали, что они нужны вам лично, что хотите их использовать. Вы высказали опасение, что они могут кому-то навредить.