Статус военнослужащего медика позволял мне не только иметь ещё одни выходы на получение особых разрешений для клубов, но и немного усмирял чувство справедливости. После поимки или утилизирования очередного урода вроде отца Миланы, я на короткое время считал, что мы действительно делаем наш мир лучше, но всегда вылезала какая-нибудь гниль. Чувство успеха в деле обязательно омрачал ублюдок с целой сетью туннелей под маленьким городом, где вовсю торговали телами детей. Женская или мужская проституция не вызывала во мне той бури ненависти как детская проституция, потому что сам когда-то был её частью, вырос среди этого дерьма, познал её с самого дна, и борьба с ней стала моей личной высшей целью.
Только теперь моё стремление сменило курс ровно на сто восемьдесят градусов, потому что передо мной лежали документы лучшего кардиохирурга страны, и его подписи стояли на справках тех самых детей из подвалов. Данил собрал на него данные для меня, и я не знал смогу ли закрыть глаза на его поступки в обмен на мастерство. Казалось бы, нет ничего сложнее, пусть делает операцию и валит ко всем чертям, но моя натура желала уничтожить и его, прикрывшись законами и громкими лозунгами нашего отряда.
— Другие варианты тебя не устроили, — привлёк моё внимание голос молодой девушки в розовом деловом костюме. — Он лучший в своём деле и может провести эту операцию даже с закрытыми глазами. Ты должен воспользоваться этим шансом.
Амелия. Официальная жена Захарова, дочь Гурьянова и заноза для всех нас. Попытался вспомнить сколько ей лет, но число выпало из памяти за ненадобностью. Информация о ней не была мне нужна, поскольку девчонка не представляла опасности для нас, и её брак с моим другом не моя проблема, но вот диплом по психологии уже бесил. Эта маленькая розовая барбариска сводила с ума своим желанием вправить мозги каждому из нас. Возомнила себя мессией для кучки социопатов, и теперь суёт свой напудренный носик в наше благоухающее дерьмо.
— Должен, — согласился с её словами, откидываясь в кресле и поднимая фото старика в квадратных очках. — Хрустов Фёдор Анатольевич. Ты уверена что он знал о делах Совольского?
Амелия погрустнела и кивнула. Грязная судьба сирот со всех концов мира убивала в ней веру в человечность и человечество в целом, но это не моя забота. Ни моя, ни Захарова, ни кого-либо другого кроме неё самой. Навязанное супружество с моим другом не делало её частью нас, хоть ей оно тоже было навязано. Да, она помогала во многом Антону вернуть себя, я видел её успехи, но только за последний месяц эти успехи стали в сто крат ощутимее благодаря маленькой цепочки с флешкой. Там хранилась самая важная информация для Антона за всю его жизнь — детство его дочерей. И я проклинал Фризер за этот гнилой ход, но в то же время был безмерно благодарен. Парадокс прямо какой-то.
— Есть видеозаписи где он приезжал в те заведения лично и спускался в подвалы. Дело уже заведено, и думаю, он решит торговаться. Мы можем заключить сделку. Жизнь Марины на его свободу не такая уж и плохая цена.
И она права. Вот только желание убить его у меня не проходит.
— Хорошо. Ты сможешь с ним договориться?
Девушка кивнула, откидывая светлые локоны на плечо и улыбаясь.
— Он прячется на своей загородной даче и ещё не знает что мы даже не теряли его из виду. Я попрошу у Антона людей и произведу якобы задержание, увезу его в твои лаборатории, а ты подготовь девушку и сердце для неё после того, как сообщу об успехе.
Я кивнул, возвращая фото на место, и Амелия забрала досье, но уходить не спешила. Смотрела на меня с довольной улыбкой, которая уже начала меня бесить. Почему все бабы такие… вот такие? Романтичные. Сопливые. Мечтательные.
— Марина на тебя хорошо влияет. Ты стал менее грубым и заносчивым.
— Это плохо, Амелия, а не хорошо.
Девушка покачала головой, улыбаясь ещё шире.
— На твоей работе это никак не сказалось, а вот как личность ты стал лучше. Ты впервые за три года назвал меня по имени, а не Барбариской. Это прогресс!
Я усмехнулся и, видимо, не вполне дружелюбно, потому что улыбка спала с девечьего лица.
— Мне казалось, ты лейкемией больна, а не бессмертием. Шуруй заниматься своей работой, Барбариска, пока я не передумал заниматься твоей просьбой.