— Всего, — повторил он, обводя рукой комнату. — Семью, — усмехнулся Джон. — И только с тобой.
Хотела было ударить ладонью по лбу, но воздержалась. Осознала, что мы уже зашли слишком далеко. Я не в силах уже остановить этот локомотив, который нёсся на меня на бешенной скорости.
— Джон, — прочистила горло. — Я не одна. У меня есть сын, прошлое, — хмыкнула, прикрыв глаза.
Я почувствовала, как его ладонь легла мне на плечо. Он медленно погладил, я открыла глаза.
— Ты глупая, Кристина, — фыркнул мужчина и нахмурил брови. — Алекс не проблема. Вообще. Если я найду с ним общий язык, то ты дашь мне шанс? Уберёшь защиту?
— Это отвратительная идея, — покачала головой и тяжело вздохнула.
Но Джон походу дела не собирался сдаваться и отступать.
— Я рос с отчимом, Кристина. Я знаю, что это такое. Но сейчас называю его отцом, — непринуждённо пожал плечами мужчина. — У Алекса есть отец. Хреновый, но отец. Не претендую. Нет. Я ничего не изменю уже.
— Господи, — вздохнула и продолжила: — Мне уже кажется, что если я сейчас скажу «да», то через час ты уже поведёшь меня под венец, — рассмеялась, на что он по-мальчишески улыбнулся.
— Слушай, — приложил палец Джон к губам. — А я могу. Хочешь?
— Так! — выставила руки вперёд. — Остынь, горячий и пылкий мужчина!
Мы проболтали ещё часа два. Я узнала, что он по образованию финансист. Ирэн тоже. А вот Миша — архитектор. Прям семейка бизнесменов. Мать работает на аукционах и продаёт дорогие штуковины. Отчим — адвокат по уголовным делам, очень перспективный и знаменитый в Штатах. А вот родители Мишки тоже из этой же сферы. Но только если отец — судья, с которым мы завтра встретимся, то мать — адвокат по семейным делам. Отлично. Прям команда по борьбе с моим разводом.
К двенадцати, когда мои глаза слипались, было принято решение расходиться.
— Не хочу уезжать домой, — тяжело вздохнул Джон, стоя на пороге. — Через четыре часа самолёт.
Он очень удивил меня своими словами.
— Какой самолёт?
— Надо слетать в Штаты. Дела, — пожал плечами мужчина и положил ладони мне на плечи. Как будто боялся, что я сейчас убегу. — Но тридцать первого я буду здесь! Всего-лишь два дня. Очень хочу встретить Новый год с тобой. Познакомиться с Алексом. А самое главное, — Джон игриво подёргал бровями и расплылся в улыбке, — сходить с тобой в кафе.
Я не могла и слова выдавить из себя. Почему-то неожиданно стало грустно, что он уезжает. Завтрашнюю радость придётся разделить одной. Я как будто мужа провожала…
— Хорошо. Главное пережить завтрашний день, — тяжело вздохнув, потёрлась щекой о его плечо.
Оторвавшись от него, выдавила улыбку. Не могла отделаться от мысли, что привыкла к нему за целый день. Тяжело было так, словно мы прощались. И все события за целый день… потеряют свою ценность, как только он перейдёт порог.
Но Джон решил закрепить этот день. Поцелуй получился как в ванной. Слишком чувственный и трепетный. Никакого напора или принуждения. Внутри снова всё начало порхать. Обвила его шею и подалась к нему. Я приняла неизбежное. Не хотела его отпускать. С ним спокойно. Это факт.
Тусклый свет бра бесил до невозможности. Дико хотелось затащить его в спальню, раздеть и показать, какой я бываю в ударе. Мозг сопротивлялся и отчаянно твердил, что совершу ошибку. И мы не успели прервать поцелуй, как дверь одной из комнат открылась. Тихий и сонный голосок сына не просто разорвал тишину, а взорвал к чертям собачьим:
— Мам, а кто это?
Меня аж тряхануло от такого момента. Хотелось лишь ругаться и исключительно матом. Но осилила лишь стукнуть себя по лбу.
— Чёрт! — прошептала. — Саш, — сказала уже громче, не поворачиваясь: — Иди спать.
— Я услышал голоса, — ребёнок проговорил практически бессвязно. — Подумал, что папа пришёл. Кто это?
Подняв взгляд на Джона, увидела, как он поджал губы, чтобы сдержать улыбку.
— Кажется, мы попались, — прошептал мужчина на английском.
— Мам.
Обернувшись, натянула улыбку. Саша стоял практически спящим, щурился от света и хмурил брови. И только я хотела придумать что-то типичное и глупое, как Джон начал говорить. Причём на чётком русском и с улыбкой:
— Я друг мамы. А тебе, молодой человек, пора спать.
Саша приоткрыл глаза шире, и сильней нахмурил брови.
— И говорит странно, — хмыкнул ребёнок. — Мам?
— Саша, иди в кровать. Утром поговорим, — протараторила на одном дыхании.
Сердце бешено колотилось от страха, что сейчас будет детская истерика по поводу чужого в доме. Но Саша лишь прозевал, кивнул и скрылся в комнате. Обернувшись, увидела, как у Джона улыбка была от уха до уха.