Выбрать главу

И безумных идей, как и звезд, у тебя мириады.

Жизнь моя так скучна рядом с жизнью твоей, не сравнить.

Впрочем, я ей довольна, течёт гармонично и плавно.

Но насколько приятней с хорошими песнями жить.

И встряхнут, и расслабят, у думать заставят о главном.

Как тебе, мне и дня не прожить без безумных идей,

Так же, как без семьи, эту жизнь мне прожить не под силу.

Хорошо находить очень близких по духу людей.

Если много таких, значит, в жизни тебе подфартило.

Для чего я пишу, забывая душевную лень?

Потому что в груди твоих песен живёт фонотека.

Как приятно, когда кто-то делает ярче твой день.

Как приятно за это спасибо сказать человеку.

ЗАВИСТЬ

Нападает порой злая, жгучая зависть, тягучая,

От нее на душе маета, суета, темнота.

И счастливым приходится быть лишь от случая к случаю,

Потому что богаче вон тот и красивей вон та.

И чужие дома поражают роскошными спальнями

И чужие мужья носят жен и детей на руках.

И особенно мы восхищаемся странами дальними,

Там вообще все иначе: мед слаще, и дамы в шелках.

И уже все, что есть у тебя, не имеет значения,

Хоть родные с тобой, есть работа, и в доме уют.

Но тебе без заморских примочек не жизнь, а мучение.

Хоть не носишь ты шелк, а на мед аллергический зуд

ЧУЖОЙ ЧЕЛОВЕК

Порою живешь с человеком бок о бок,

И вдруг понимаешь, чужой человек,

И вы не ругаетесь даже особо,

Но каждый из вас коротает свой век

По-своему, в мире, который он создал.

Он создал его для себя одного.

И вот между вами планеты и звезды,

И тысяча лет световых до него.

Послушай, эгей, человек мой далекий,

Садись в звездолет, до меня снизойди.

Приходит ответный сигнал, в нем упреки.

И дальше орбиты, и пусто в груди.

ЕСЛИ НЕ ПИСАТЬ…

Я, наверно, могла б не писать. Только было бы плохо.

Ведь тогда я б осталась навек без моей глубины.

Я б, конечно, жила. Ведь стихи не нужны мне для вдоха,

И для выдоха, как ни крути, а они не нужны.

Вот другим повезло. Их жена не забудет про ужин,

А дурная твоя что-то снова творит дотемна.

Не ревнуй и пойми, ты мне, правда, отчаянно нужен.

Но возможность писать о прекрасном мне тоже нужна.

Ты пойми, тяжело, если что-то внутри наболело,

И нельзя это выплеснуть, выдохнуть, выпустить в мир.

Ты ругаешь меня за бедлам, и ругаешь за дело.

Ну прости. Не сердись. Допишу и устрою нам пир.

Я живу на бумаге, которой стихи доверяю,

И поэтому, бедный, тебе не хватает меня.

«Я сейчас. Подожди. Пять минут,» – я опять повторяю.

Ты позволь мне остаться собой. Не кляня. Не виня.

ТАК ХОЛОДНО…

Так холодно. Но не помогут пледы,

Горячий чай не справится, увы.

Так холодно без искренней беседы

И без к плечу склоненной головы.

О, эта тишина, когда с тобою

Нет рядом никого, кто должен быть.

Ты думаешь: «Вот-вот… сейчас… завою

На ноте си. И буду выть и выть.»

Заглянет солнце в щель бесцеремонно

И осветит, ресницы теребя,

Тебя в любимой позе эмбриона,

В которой проще согревать себя.

РАЗГОВОР С СЫНОМ

Обсуждали счастье сегодня с сыном,

Рассуждали долго мы, дотемна.

Вроде бы для счастья нужна причина.

–Или не нужна?

– Или не нужна.

Он сказал, что был бы счастливей втрое,

Если б каждый день игр череда.

– И тогда бы ты не бывал расстроен

Больше никогда?

– Может, иногда.

Я сказала, осенью мне для счастья

Нужно улетать к морю поскорей.

Но разнес теорию он на части.

– Можно без морей?

– Можно без морей!

Обняла его за худые плечи,

Из моей любви состоит он весь.

– Милый, ничего быть не может легче,

Счастье прямо здесь.

– Если мама здесь.

ДЕРЕВЕНСКОЕ

Здесь природа воздушная, звонкая, словно смеется.

Здесь и люди добрее и ведают самое главное.

Здесь никто не спешит, ритм жизни подстроен под солнце.

Слово каждое смысла полно, а движение – плавное.

Городские дела далеко, не дойти, не доехать.

То, что там было нормой, здесь стало фальшивым, напудренным.

Но зато молоко тут такое, лишь охать и эхать,

Отдает сладким клевером, сеном и солнышком утренним.

Воздух счастьем насыщен, им хочется так затянуться,

Чтоб потом не вдыхать целый год городской серой гадости.

Каждый раз обещаю себе через месяц вернуться,

И на долгие годы лишаюсь медлительной радости.

КРИЗИС

Мы, люди за тридцать, и нас посетила

Вторая дурная зеленая юность.

Но то, что когда-то давало нам силы,