- Ты знаешь уже? – спросил он меня ровным низким голосом.
- Да, - ответила я, присаживаясь на краешек кровати. – Вань, у нас есть надежда, врач сказал, что можно все исправить. Мы справимся…
Я говорила, но он меня не слушал. Он молчал. Молчал и смотрел в сторону, потом тихо сказал:
- Я хочу побыть один.
Он даже не посмотрел на меня при этом. Я понимала, что подобные проблемы все переживают по-разному, кто- то плачет навзрыд на плече у друга, а кому- то хочется побыть одному. Но он не просто просил меня уйти, он забаррикадировался от меня, отстранился, как будто я для него чужой человек.
- Хорошо, - сказала я, глотая слезы. – Я приду завтра.
Встала и медленно пошла к выходу, понимая, что уже никогда не будет так, как прежде. Закрывая, за собой дверь, я прощалась с прошлым, пытаясь представить каково это потерять свпособность ходить? Но ведь оставалась надежда, нельзя было падать духом. Да, мы не будем прежними, нам обоим придется через многое пройти, но мы все выдержим. Просто надо найти подходящие слова, вдохновить его, дать ему силы. Я понимала, что уже ничего не вернуть, но и сдаваться я не собиралась. Мне тоже необходимо было побыть одной. Его жизни ничего не угрожало, и у меня будет целая ночь на то, чтобы принять новые обстоятельства. Не смириться. Нет. Настроиться на борьбу. Борьбу до победного конца. Я быстрым шагом шла по длинному коридору больницы, смахивая на ходу слезы и кусая губы от злости, которая питала меня силами. Злости на иронию судьбы. Ведь я молила Бога, чтобы он жил. Я получила, чего хотела. Спасибо.
Ни на следующий день, ни через два дня ситуация не изменилась. Иван выгонял меня почти сразу, как я приходила. Никаких обвинений. Никаких разговоров. Тихая просьба об уединении превращалась в резкое и грубое выпроваживание меня из палаты. Я терялась. Я не понимала, что мне делать. Я хотела заставить его поговорить со мной, но не решалась на него давить. Думая, что у нас для этого еще много времени. Как же я ошибалась…
========== Глава 39 ==========
На четвертый день после ужасной постановки полного диагноза я уже не так уверенно шагала по белому коридору, держа в руках пакет с фруктами. Сделав глубокий вдох перед дверью его палаты, я ее отворила, но комната оказалась пуста. Я подумала, что Ивана перевели из палаты интенсивной терапии в обычную, и направилась на поиски постовой медсестры, которой не оказалось на отведенном для ее работы месте.
Первым на глаза мне попался его лечащий врач.
- Здравствуйте, - мне было тяжело дышать, я запыхалась от быстрого шага и нервозного состояния, - я по поводу Ивана Давыдова, его перевели, да? Куда?
- Нет, - медленно протянул врач. - Сегодня утром он выписался.
- Что значит выписался? – я часто заморгала, не веря своим ушам.
- Под свою ответственность. Выписался и уехал.
- Вы смеетесь? Он сам еще даже в инвалидное кресло сесть не может, как он мог уехать?
- Рядом с ним был медбрат или друг, в общем, справились они без проблем, - сказал врач, глядя на наручные часы, - около трех часов назад. Мне пора работать, извините.
Я смотрела на удаляющуюся фигуру врача в белом халате, соображая, что происходит. Когда он запланировал переезд? И как мог его организовать за столь короткий срок? Он всего-то четыре дня назад в себя пришел. «Друг или медбрат», - подумала я и побежала за врачом.
- Скажите, - я забыла имя доктора и панибратски схватила его за руку, пытаясь остановить, - этот медбрат, какого у него цвета волосы?
- Блондин, вроде, - медленно проговорил врач, - высокий с кудрями.
- Спасибо, - ответила я и начала быстро набирать номер телефона Бориса.
Но он не брал трубку, я сделала уже по большей мере семь или восемь звонков, но только длинные гудки слышались в ответ. Я не знала, где он живет, только где работает, но какие гарантии, что он сегодня пойдет на работу…
***
Опустошенная, я зашла в свою квартиру. Тишина давила на мои уши, заставляя схватиться за голову, запуская пальцы в волосы. Невыносимо. Я совершенно не понимала, как мне жить дальше. Полная неизвестность. Осознание внезапного одиночества душило меня. И только одно крутилось у меня в уме: «Он ненавидит меня за то, что я искалечила его жизнь».