Всё. Конец. Точка невозврата пройдена.
Замок из мелких, еле-еле склеенных и держащихся из последний сил осколков окончательно и бесповоротно рушится без надежды на восстановление. Больше ничего не будет как прежде.
Максу соврать не получится — он не поверит, пойдёт проверять все факты и доберётся до истины, — да и я не смогу.
Сжимаю кулаки, чтобы скрыть дрожь, прокашливаюсь и беру себя в руки ради детей. Их нужно увести, пока Макс ничего не выкинул, и поговорить с ним один на один.
— Мотя, Злата, к маме пришел важный гость, — перевожу взгляд на моих солнышек. — Поэтому переодевайтесь в пижамы, пойдёмте умоемся и почистим зубки перед сном, и я вам включу сказку. Маме нужно поговорить с гостем.
— Ну, мааам! — надувает губки Матвей недовольно. — Ты обещала сегодня нам почитать книжку про пиратов!
— Сына, — сажусь перед ним на корточки и протягиваю мизинец для обещания, — обещаю и клянусь, что обязательно её почитаю вам, но не сегодня, договорились?
Мотя укоризненно на меня смотрит, но быстро сдается: обхватывает своим мизинцем мой и принимает обещание; — я очень редко не выполняю то, что обещала, поэтому клятва на мизинчиках всегда работает.
— Подожди меня на кухне, пожалуйста, — прошу Макса и указываю ему рукой, куда идти. — Моя кухня — в твоём распоряжении. На плите еда, кофе и чай над чайником.
В ответ Дроздов лишь кивает и начинает разуваться.
Через полчаса мы, наконец, заканчиваем со всеми приготовлениями ко сну, я включаю им длинную сказку, потому что в этот раз укладываю детей несколько раньше обычного, но вижу, что моторчик у Моти уже не такой активный — видимо, с бабой и дедой тоже умотались.
— Спокойной ночи, сладких снов, — целую каждого и прикрываю дверь. Возможно, они чувствуют состояние мамы, потому что, на удивление, ведут себя очень спокойно и покорно, и я в который раз удивляюсь, какие ураганчики у меня солнышки.
Тихонько иду на кухню и закрываю ещё и эту дверь, чтобы Мотя и Злата точно ничего не услышали. Ссоры, разборки и ошибки взрослых их совершенно не касаются.
Макс стоит у холодильника и рассматривает море магнитов с фотографиями ураганчиков. Там есть и я, и мы с Луи, но на фоне количества изображений детей, мы — лишь капля в океане.
— Макс, — начинаю я, но сразу замолкаю, не представляя, с чего начать.
— Только не надо сейчас убеждать меня в том, что их отец — какой-то левый человек, — жестко кидает он.
— Я бы не стала… — еле слышно говорю я.
— Ну не знаю, — хмыкает Дроздов, поворачивается и снова смотрит на меня обвиняющим взглядом, полным укора, — столько лет молчала!
— Макс…
— Что, Макс? — повышает голос он, но тут же берёт себя в руки, и уже спокойней и тише продолжает: — Лия, они же — две маленькие копии Ильи! Неужели, никто не догадался? Даже Лука не увидел сходства?
Молча качаю головой.
— И Илья ничего не понял? — продолжает допрос мужчина. — Или ты и ему соврала, и смогла убедить в том, что он не имеет к детям никакого отношения?
— Он ничего не знает, — выдавливаю из себя я ещё тише.
— Лия, как?! — резко и грубовато спрашивает Макс, затем делает глубокий вдох и уже тише, спокойно, без обвинений продолжает: — Лий, я не понимаю, как такое могло произойти. Объясни мне, пожалуйста, потому что сейчас меня только твои вероятные оправдательные объяснения и останавливают, чтобы не ринуться к брату и всё ему не рассказать.
Он опускается на стул и кидает на меня ровный взгляд — вспышка гнева прошла, успокоился и теперь готов выслушать другую сторону. Я пользуюсь паузой, наливаю чай нам обоим — до сих пор помню, что ему нравится черный чай без сахара, но с лимоном, как и Олесе нравился, — присаживаюсь напротив и честно кратко обрисовываю все, что произошло тем летом между мной и Ильей.
— Вот он придурок, — комментирует Макс и качает головой из стороны в сторону. — Как он может не помнить, что переспал с тобой. Это невозможно. Я ни разу не слышал от Ильи историй, чтобы он так сильно напивался, что что-то забывал. Здесь явно что-то не так.
— Он и танец наш десятилетней давности не помнил раньше, — добавляю и пожимаю плечами.
— Это слишком давно было, да и мысли в голове могли быть о другом, — отмахивается Дроздов и переключается на меня: — Но и ты тоже хороша! Я бы, может быть, также ответил про потенциальную беременность, аборт и вообще: ты спрашивала спонтанно и нельзя считать это за серьёзный разговор…