Взяв у него одежду, бард удивлено вскинула брови. Секунда замешательства, а затем жрец понял, в чем дело, и засмеялся.
- Лучшее, что я мог найти. Боюсь, Судьбы сделали своей выбор самостоятельно. Я только выполнял их инструкции.
Габриель не смогла сдержать улыбки:
- Догадываюсь, мне придется тебя отблагодарить. Здесь есть местечко, где бы я могла переодеться?
Жрец почтительно поклонился, его борода повисла над пыльным полом.
- Я выйду из пещеры. Дайте мне знать, когда будете готовы.
Через несколько мгновений Габриель уже была одета и получала последние инструкции. Посмотрев вниз на себя - на длинную юбку и скромную блузку – она не могла поверить, что когда-то давно была крестьянской девочкой, вышедшей в мир в подобном наряде. Как много лет прошло с тех пор! И эта попытка вернуться назад казалась слегка забавной. Прошло уже 3 года с тех пор, как она, будучи наивным ребенком, постоянно нуждалась в поддержке Зены. А сейчас мир ждет помощи от нее. Весьма литературно.
- Отлично, - сказала Габриель, как только Манус закончил приводить в порядок ее внешний вид – он разорвал подол юбки и втер пыль в одежды:
- Что-нибудь еще?
- Нет. Думаю, это – все, - ответил жрец, бросая в огонь остатки материи и наблюдая, как огонь жадно накидывается на них.
- Гм… сколько у меня времени? Я имею в виду - до того, как это произойдет?
- Из того, что я услышал от солдат, проходивших мимо и не заметивших моей пещеры, я бы предположил, что одна луна, в крайнем случае – две. Когда Завоеватель чего-то желает, он не терпит промедления.
Габриель фыркнула:
- Точно. Узнаю Зену.
- Говорили, что она ждет, когда доберутся войска из самых отдаленных концов ее владений. Те, что из Китая, уже стали прибывать. Как только все соберутся, она отправит корабли на Рим.
- Месяц – не самый большой срок, чтобы отговорить правителя всего мира от войны. Особенно от войны против Цезаря. Я знаю, как сильно она его ненавидит, и думаю, наши две реальности в этом схожи, - размышляла Габриель, беспокойно вращая шестом.
- Я умею отговаривать. Но, в данном случае это не сработает. Выходит так – или камень, или ничего. Надеюсь, инструкции, а может, что-нибудь еще мне поможет.
Выпрямив спину и расправив плечи, бард оперлась на шест и сказала, глубоко вздохнув:
- Я готова.
- Твой шест… это не очень хорошая идея, - Манус опять выглядел виноватым.
Глаза Габриель округлились:
- Почему нет? Слишком длинный? Слишком короткий? Слишком… деревянный?
- Слишком похож на шест амазонки, – ответил старик, указывая на рисунки. - Если солдаты этого не поймут, то Каллисто и Завоеватель – несомненно.
- Ну, тогда им придется с этим смириться. Этот шест я возьму с собой. К тому же, если Каллисто приблизится ко мне настолько, что узнает мой шест, она наверняка сначала узнает меня. Я сожалею, Манус, но я воспользуюсь шансом, что воины Зены не знают разницы между шестом амазонок и спартанской дубинкой.
- Это решение не кажется мне разумным, - голос Мануса окрасился сомнением.
Габриель улыбнулась:
- Манус, я просто бард из Потедии, поверив тебе, собираюсь встать на пути Завоевателя этого мира – либо стащив камень из ее скипетра, либо отговорив от развязывания войны с ее злейшим врагом. Если в этом есть хоть капля здравого смысла, скажи мне об этом, поскольку я абсолютно уверена, что нет.
Манус улыбнулся:
- Согласен. Твоя взяла.
- Отлично. Я рада, что мы разрешили наши сомнения. А, теперь, какая дорога ведет в Коринф?
Внушительный каменный монолит дворца Завоевателя возродился из Коринфской земли, как птица Феникс из пепла. Эта аналогия абсолютно уместна, так как вход Завоевателя в побежденный город был ознаменован разрушительным пожаром. Зена отпустила грехи Коринфа все очищающим пламенем. Она была на пороге возмездия единственному одержавшему над ней победу человеку. С тех пор прошло три года. Сказать, что все, что окружало Завоевателя, было выдающимся, значит не сказать ничего.
Пространство за пределами крепости было буквально забито солдатами, готовящимися к скорой войне. Бессчетные лагерные огни простирались до самого горизонта, создавая иллюзию заката. Солдаты, большую часть которых все еще составляли греки, находились в состоянии боевой готовности. Они знали, что в любой момент взор Завоевателя может упасть на кого-то из них и отправить его душу к Аиду раньше, чем тело осознает, что уже мертво. И никто, ни волонтеры, ни призывники не хотели оказаться под этим взором.
Быстро расставлялись палатки, распределялась охрана, в ожидании скорой битвы точилось оружие. Все переговоры были практически безмолвные. И только редкий смех или грубая непристойность иногда нарушали кажущуюся безобидность ночи.