Выбрать главу

козырька <косяк>, и все сделали по несколько затяжек, чтобы успокоиться.

К концу октября Nevermind стал золотым, а объем продаж намного превысил

ожидания как Geffen/DGC, так и Gold Mountain. <Нирванамания> охватила

Соединенные Штаты. Люди стояли в очередях за вожделенным диском, критики

обсуждали многозначность и глубину куртовой лирики, а на андеграундной

сцене стали поговаривать о революции. Невозможно было включить телевизор,

чтобы не наткнуться на <Teen Spirit>, а в Сиэтле некуда было спрятаться,

чтобы не слышать разговоры об успехе НИРВАНЫ и о том, что все это должно

значить.

Даже сам Курт не мог понять, с чем связана вся эта шумиха. <Я, конечно,

не мог позволить своему эго признать, будто мы настолько велики, что

заслуживаем так много внимания, - вспоминал Курт, - но я знал, что наша

музыка лучше, чем у 99% групп, работающих на коммерческом уровне. Я знал:

мы в тысячу раз лучше, чем эти траханные GUNS N' ROSBS или WHITESNAKE или

что-либо еще из этого дерьма. Я чувствовал себя глупо из-за того, что на

андеграундной сцене есть много групп, столь же хороших, как мы, или лучше

нас, но почему-то только мы привлекаем внимание>.

Чтобы исправить положение, НИРВАНА стала рекламировать те из

малоизвестных групп, которые, по ее мнению, заслуживали этого. Некоторым

из них такая реклама позволила заключить контракты с крупными фирмами.

<Дело не в том, что группы взяли и подписали контракты, - объяснял

Курт, - а в том, что какой-то идиот в городе теперь будет ждать их

альбомов>.

В декабре Nevermind стал платиновым, а на счета музыкантов стали

приходить круглые суммы. Крис и Шелли, решив сначала сиять для себя

небольшой домик, в конце концов просто купили его, выложив 265 тысяч

долларов.

* * *

Nevermind вышел без текстов песен. <Думаю, мне не хватило уверенности>,

- объяснял Курт. Вначале он хотел напечатать некоторые из своих

стихотворений, потом всякий <революционный мусор>, потом вообще ничего -

ни рисунков, ни стихов. В последнюю минуту он выбрал несколько строчек из

песен (и пару таких, которых нет ни в одной песне) и объединил их в одно

стихотворение.

В то время как людям старшего поколения лирика Курта представляется

бессвязной, его образы, идеи и эмоции наилучшим образом воспринимаются

сознанием подростка, которому трудно долго концентрироваться на одном

предмете.

<Я очень редко пишу об одной теме или одном предмете, - рассказывал

Курт. - Эта тема мне скоро надоедает, и дальше в песне я пишу о чем-либо

другом, так что она заканчивается совсем другой мыслью>.

Подобно Блэку фрэнсису из PIXIES Курт в своей лирике

избегает прямолинейности. В наиболее удачных его строчках музыка и

слова соединяются, чтобы породить отчетливое третье восприятие. Большая

часть его лирики происходит из стихов, которые Курт писал перед сном в

измятых записных книжках, поэтому весь ее импрессионизм обусловлен

скорее сопоставлением внешне несвязанных между собой строчек, чем

использованием приема <потока сознания>. В результате получается

своеобразный музыкальный тест Роршаха, однако более важно то, что этот

материал взаимодействует с другими идеями и эмоциями, выраженными

логически связно. Впрочем, иногда и сам Курт запутывается во всем этом.

<Что, черт возьми, я хочу сказать?> - поет он в <On A Plain>.

В своей лирике Курт часто прибегает к столкновению крайностей и

противоположностей, что очень оживляет песни. Одним из наиболее темных

мест является часть припева в <Smells Like Teen Spirit>:

Мулатка, альбинос,

Москит, мое либидо

На самом деле, это всего лишь две пары противоположностей, забавный

способ описать сексуальное возбуждение рассказчика. Часто в песнях Курта

идея возвышается лишь для того, чтобы потом низвергнуть ее потоком

цинизма. Даже в музыке находят отражение динамические контрасты

образности. Во многих из песен - прежде всего в <Smells Like Teen Spirit>

и <Lithium> - приглушенное, монотонное звучание сменяется кричащим взрывом

эмоций, однако в альбоме присутствуют и акустическая <Polly>, и

величественная <Something In The Way>.

Курт был достаточно проницателен, чтобы понять то, что противоречия -

это выражение его собственной натуры и, возможно, натуры его аудитории.

<Иногда я бываю тупым нигилистом, а в другое время я искренен и раним, -

говорил Курт. - Так рождается каждая песня. Это как бы смесь того и

другого. Таковы большинство людей моего возраста. Они то полны сарказма,

то вдруг становятся заботливыми. За этим трудно уследить>. Наверное, лучше

всего это нашло выражение в <Smells Like Teen Spirit>.

<Да ничего особенного там нет, просто обыкновенное дурачество, -

рассказывал Курт. - Это была одна из моих идей. Я чувствовал себя

обязанным описать свои чувства по поводу своего окружения, своего

поколения и людей своего возраста>.

Однажды ночью Курт и подруга Тоби Кэтлин Ханна из группы BIKINI KILL,

подвыпив, решили заняться граффити и украсили Олимпию <революционными> и

феминистскими лозунгами (включая вечно популярный <Бог-гей!>). Когда они

вернулись домой к Курту, то продолжили разговоры о подростковой революции,

одновременно разукрашивая надписями стены квартиры. Ханна написала тогда:

<Курт пахнет <Духом подростка>.

<Я принял это за комплимент, - вспоминал Курт. - Я думал, что это

реакция на наш разговор, но на самом деле она имела в виду, что я пахну

дезодорантом. Я узнал о существовании этого средства лишь спустя несколько

месяцев после выхода сингла. Я никогда не пользовался ни одеколоном, ни

дезодорантом>.

На самом деле, едва попав в Олимпию, Курт оказался немедленно

вовлеченным в дискуссию о <подростковой революции>, идеей которой тогда

была увлечена местная тусовка, называемая Куртом <кальвинистами>.

Возможно, <кальвинистам> и не понравилось бы такое сравнение, однако во

многих отношениях цели подростковой революции совпадали с целями Нации

Вудстока. Имелось в виду, что молодежь создает и контролирует собственные

культуру и политику, выводя их таким образом из-под опеки циничного и

коррумпированного старшего поколения.

Молодежная культура должна была стать честной, доступной и справедливой

во всех отношениях - художественном, деловом и даже в плане аудитории, в

противоположность поразившей Америку корпоративности.

Курт не сомневался в серьезности намерений <кальвинистов>, и ему

нравились их идеи, однако их виды на будущее вызывали у него сомнения. Их

альтруизм казался ему наивным.

<Все на андеграундной сцене стремятся к Утопии, но существует так много

различных фракций, и они так разъединены, что это невозможно, - говорил

Курт. - Если вы не можете объединить траханное андеграундное движение и

прекратить грызться между собой по поводу ничего не значащих вещей, то как

вы рассчитываете произвести эффект на широкую публику?>

Курт даже ощущал давление на НИРВАНУ. <Я просто чувствовал, что от моей

группы ждали, чтобы она вела борьбу в революционном смысле против огромной

корпоративной машины, - вспоминал Курт. - Этого ждали много людей, которые

говорили мне: <Ты можешь использовать это как инструмент. Ты можешь

использовать это, чтобы изменить мир>. Я тогда думал: <Как вы смеете