- Анабиоз. Я лягу в анабиоз. Прости, дружище, это выше моих сил. Поставлю максимальный срок и пусть идет все лесом. Не нужны мне никакие деньги. Не знаю, то ли я сошел с ума, то ли эта дрянная планета, но мне уже ничего не нужно.
Он выключил камеру. Это была последняя запись. Он продержался шесть дней в этом бреду. Я пока только четыре, но не собирался больше и дня здесь оставаться.
Это моя последняя запись, где я пытаюсь все объяснить. Сейчас я выключу камеру и лягу в анабиоз на сорок лет. Надеюсь, что там девочки – призраки меня не достанут…
… Я снова ошибся. Стоит это признать… Вы, наверное, удивлены, что видите меня снова на экране. Хотя, с кем я разговариваю… Едва ли кто-то, если честно, увидит эту запись после того как. Ну, ладно. Надо опять по порядку. Что? Не отвлекай меня, подожди… Так, на чем я остановился. Я собирался уже спуститься в нижний отсек, когда снова ее увидел. Это была она и не она. Глаза у нее были нормальные. Человеческие глаза, хочу я сказать. У стены стояла обычная такая девчонка, только лысая.
- Так лучше? – спросила она.
Я еще подумал: "О, глюк какой разговорчивый, а раньше только одно слово и могла выдавить: уходи, да уходи. И чего раньше молчала?" Я точно это про себя подумал, но она все равно ответила.
- Я слушала, — говорит. Помолчала и еще говорит:
- Не хочу пугать.
И еще:
- Давай поговорим.
Тут у меня истерика приключилась, как у нервной девицы какой-то. Я поговорил, да… Много чего сказал тогда. Если в двух словах, то это было «пошла ты!» А еще, пожалуй, «оставь меня в покое».
- Я тебя не трогала, — говорит. Подумала-подумала и добавила, как-то странно составляя предложения:
- Слов этих нет. Ты их не думал пока. Я не убиваю. Не я убиваю. Ты.
- Что? – я замотал головой, пытаясь понять. Хотя мысленно уже с разумом попрощался – беседую с собственной бредовой фантазией, докатился.
- Пойдем, — сказала она вдруг, не спрашивая даже, а утверждая. Показала наверх: — Пойдем туда.
Туда? Наружу? А, плевать! Может и правильно. В крайнем случае – разгерметизирую скафандр и никаких больше переживаний.
Я скафандр надел, а эта… это… так и пошла, как была, в платьишке белом. Вышли на поверхность. Вечерело. Небо темно-зеленое, изумрудное даже. И в таком свете установка, просто как антрацит сияет, словно чернильная клякса растеклась по земле. Ежики красные торчат, подросли даже как будто немного за эти три дня. Но это вряд ли, конечно.
И как никогда я ощутил свое одиночество и свое сумасшествие. Стою один ведь посреди пустынной планеты и сам с собой разговариваю. Интересно, если бы я в тот день Кинг Конга посмотрел, мне бы он и явился собственной персоной? Знал бы, тогда лучше какой другой фильм посмотрел, со знойной красоткой в главной роли. Хоть не так обидно было бы с катушек слетать. Я представил себе сразу актрисочку с Земли, брюнеточку такую фигуристую. Имя не помню, ну и неважно.
Девочка из кошмара, которая теперь, однако, выглядела просто маленькой, бледной и худой, но вполне себе обычной девочкой, снова стояла, склонив голову набок, словно прислушиваясь. Потом качнулась вперед, едва на цыпочках удержавшись, будто на невидимой волне, а когда выпрямилась, это уже была та артисточка.
- Так лучше? – спросила она.
Я заорал. Я орал, орал… А потом подумал, как это должно быть глупо смотрится со стороны – здоровый лоб испугался красотки, и начал хохотать, как ненормальный. Хотя почему – как? Ненормальный и есть.
- Не хочу пугать, — сказала она.
А потом снова:
- Давай поговорим.
- Да говори уже, — махнул я рукой.
Даже любопытно стало, о чем со мной моя собственная навязчивая фантазия поговорить хочет.
Она подошла ко мне и в глаза посмотрела. Глаза у нее были изумрудного цвета, такие же, как небо. И желтые крапинки в них. А кожа в этом затухающем свете дня, казалось чуть отливала сиреневым.
- Не убивай меня, — говорит. – Я боюсь.
И тут я понял. В эту секунду как озарение случилось. Вы не поняли еще, нет? Мы на самом деле ее убивали. Эта наша установка, как злокачественная опухоль для нее. Мы думали, что планета безжизненная. Но жизнь ведь бывает разная, да…
Я почему-то подумал о своей маме, которая тоже боролась с опухолью, пока та не победила. Зря, наверное, подумал. Потому что сразу увидел ее перед собой. Стоит в больничном халате, грустная. Только глаза по-прежнему изумрудные.