Реакцией на мои неправильные, с точки зрения родителей, поступки было, как правило, молчание. И это хуже криков, безусловно. Этот жизненный урок я вынесла четко и со своими детьми уже не повторяла. Точнее, старалась не повторять.
Но один раз в своей жизни я наблюдала сбой в родительской такой стройной и выверенной воспитательной тактике. Смотреть на их метания было весело и очень приятно.
Мне лет пять, вечер воскресенья, мы с братом сидим у бабушки с дедушкой дома, куда нас на выходные по традиции забросили родители. Вот-вот они за нами приедут. А нужно понимать, что бабушка с дедушкой нас баловали, исполняли любой каприз, покупали сладости и игрушки по первому зову – в общем, мы жили на выходных как маленькие султанчики. А что сулил мне приезд родителей? Радость встречи, конечно, но не более, ведь завтра идти в детский сад, тоже мне счастье. А здесь, у бабушки, еще не все золотые петушки и зефир съедены. И вот родители приехали, стоят в дверях, ждут, пока мы уже соберемся, оденемся и пойдем домой. Я помню вдруг мелькнувшую мысль в голове: а что если проверить их на выносливость? (Я так потом еще часто с ними поступала, чего уж.)
«Я не поеду, останусь у бабушки», – твердо заявила я. Родители сначала опешили, потом ответили спокойно: «Хорошо, оставайся, нам больше достанется вкусной еды дома, тебе решать – что мы, уговаривать тебя будем, пф». «Ну и хорошо», – говорю. И повисло тревожное напряжение. Я не поддалась, и нужно было быть твердыми и уезжать без меня. «А мы тебе желтые вельветовые штаны купили, очень красивые», – услышала я вдруг от мамы и поняла, что выиграла. Дальше были и увещевания «а ты же хотела порисовать в новой раскраске», и угрозы «а как же ты прогуляешь сад?», но мне было уже все равно – родительская позиция была поколеблена. В итоге, уставшие и обозленные, родители уехали домой без меня. Как только дверь за ними закрылась, я, довольная собой, быстро поддалась на уговоры бабушки вернуться домой – уже через час она привезла меня к родителям, строго им наказав не ругать ребенка. Так я поняла, что никогда нельзя отходить от своих правил общения с детьми: каждый твой прокол будет немедленно обращен против тебя.
Меня слушали и давали слушать – вот, наверное, главное, что я вынесла из родительских методов воспитания. И как интересно я все это перенесла уже на своих детей.
«Спроси у мамочки, сколько помидорчиков вам положить?»
Каждое лето в детстве я проводила на даче. Был у меня там сосед Петя: очень замкнутый мальчик, который не особенно с кем-то дружил. Но дело не в этом. Петя шокировал меня манерой обращения к родителям – «мама Таня» и «папа Сережа». А иногда и вовсе – Таня и Сережа. Я настолько была удивлена, услышав это впервые, что даже не решилась у него спросить, почему он так делает. Так и живу всю жизнь в догадках – почему Петя так называл маму с папой. Очевидно, в семье изначально было заведено такое правило – ребенок и привык.
Когда у меня родился Мишка, я осознала, что приобрела дополнительный статус – теперь есть человек, для которого я – мама, а не только Юля. О’кей, это хорошо, это я приняла. Мне было приятно, что что-то похожее на «маму» Мишка произнес раньше, чем «папа» – это было предметом нашего соцсоревнования с мужем. Но для меня было важно сохранить свой язык: я именно «мама», а не «мамочка» или «мамуля». Так же как и нет в моем лексиконе слова «сын» и его производных. И я знаю, почему: кажется, что «сын», «сынок» и «сынуля» слишком общо и не отражает всей моей любви и нежности к моему ребенку.
Кажется, что в общении с детьми нужны более личные слова. Ну, например, спиногрызы. Так мы с мужем начали называть детей довольно быстро, потому что именно это слово в полной мере отражает то, что они с нами делали. Или вот «Мешок с картошкой». Казалось бы, где тут нежность и любовь? А дело вот в чем: когда Гришка был грудным, я любила поднимать его высоко на вытянутых руках – так, чтобы подбородок со всеми складками лег на грудь. Он пускал пузыри, улыбался и висел, а я дула ему на лицо, от чего он еще и смешно жмурился. И почему-то напоминал мешок с картошкой. Каждый раз, когда я потом описывала уже подросшему ребенку эту картину, я все чаще убеждалась, что именно мешок и именно с картошкой. А поскольку от этих воспоминаний всегда веяло спокойствием, радостью и нежностью, то и «Мешок с картошкой» стал таким ключом к нашей общей с ним радости.