— Наверняка ты наслышана о моих предпочтениях в сексе. Меня мало что заводит. Разве что боль, кровь и крики. Но страх в твоих глазах, — больно схватил меня за шею и начал сильно сдавливать кожу, — это лучший афродизиак.
Я закашлялась и сипло прошептала, чувствуя острый недостаток кислорода:
— Ты просто сумасшедший.
— Все люди больные, вот только некоторые это скрывают, а мне незачем. Да и тебе ли удивляться? Твой университетский парень стал киллером высшего класса. Детка, по-моему, в этом мире тебя больше ничего не может так сильно шокировать, — резко отпустил меня, и я обессилено упала на колени. Потянулся к пряжке ремня, удерживая меня за волосы и не позволяя отстраниться, — я устал болтать. Это слишком утомляет.
Он отвлекся на ширинку джинсов и немного ослабил хватку. Я еще сильнее ослабла в его руках, всем своим видом показывая, что готова сдаться. И, когда он уже полез ладонью в боксеры, я резко подскочила и ударила коленом прямо в пах. Мужчина злобно зашипел и пригнулся, лишь упростив мою задачу. Тупая боль на мгновение пронзила шею, там, где он успел сделать надрез, но я отмахнулась от этого ощущения, избавляясь от всех эмоций.
Отклонилась в сторону и выхватила пистолет, спрятанный за его ремнем. Сняла оружие с предохранителя и приставила дуло к его голове, негромко сказав:
— Если закричишь или позовешь кого-то на помощь, я выстрелю.
Он надсадно рассмеялся, не двигаясь с места. Повернулся ко мне лицом и молвил:
— У тебя кишка слишком тонка для такого.
Я еще сильнее вжала металл в его кожу и зло процедила:
— Отвечай, ублюдок, где моя мама?!
— Она в порядке. Пока что. Я просто поражаюсь твоей глупости. Она тебя выкинула из своей жизни, а ты рискуешь собой ради нее.
— Заткнись! Не тебе судить меня или ее. Ты в сто раз хуже, потому что наслаждаешься болью, которую причиняешь.
— Я это и не отрицаю. Все ваши принципы — лишь мишура. Вы спотыкаетесь об нее и падаете, осознав, как работает настоящий мир. Страдаете и с трудом поднимаетесь с колен. А я всегда твердо стою на ногах, потому что правила и тупая мораль для меня ничего не значат.
— Люди тоже для тебя мишура? Ты играешь ими, словно марионетками, хотя, если лишить тебя всех денег и власти, от тебя останется лишь детский лепет. Озверевший и самонадеянный ублюдок, не способный на адекватные поступки. Все тебя лишь презирают и ненавидят, тупой кусок дерьма.
Он сделал шаг в мою сторону, я — от него. Начал наступать, бесстрашно глядя в мои глаза и безумно шепча:
— Стреляй. Чего ты ждешь?
Его взгляд стал по-настоящему кровожадным. Он настолько глубоко погрузился в свое извращенное сознание, что отчаянно шел на безумство. Был уверен, что я не смогу выстрелить.
Моя ладонь задрожала от напряжения. Рука устала держать оружие, и где-то в районе локтя что-то больно стрельнуло.
Еще крепче вцепилась в пистолет, продолжая отступать. Мы шли друг за другом, словно звери, загнанные в клетку. Лишь одно правило — выйдет только один. После того, как другой умрет.
— Давай, Ада, стреляй. Хочешь, посчитаю для тебя? До трех. Если не сделаешь это, я снова тебя поймаю. И ты очень пожалеешь о том, что дала слабину.
Делает еще шаг и шепчет:
— Один.
Сердце стало биться настолько часто, что каждый удар словно отдавался в голове громким молотом, сводя с ума.
— Два.
Дэвид начинает тянуть руку для того, чтобы перехватить оружие. Смотрит в мои глаза и делает еще шаг:
— Три.
Тишину разрезал оглушительный звук выстрела. Я с ужасом взглянула на алое пятно, растекающееся на груди Дэвида. Его белая футболка мгновенно окрасилась жуткой кровью. Глаза мужчины медленно закрылись, и тот упал на землю, успев адски громко простонать от боли.
Я выронила оружие и потрясенно обернулась, не понимая, откуда произошел выстрел. Ведь я не спустила курок…
Так и не смогла.
Знакомый голос раздался из угла комнаты. Влад спрыгнул с подоконника и недовольно заметил:
— Не бери оружие, если не готова им воспользоваться. Себя же могла поранить, глупышка.
Глава 23. Больно много ты нагрешила
POV: Влад
Когда я только начинал убивать и получил доступ к базе данных, то в один «прекрасный» день решил поискать информацию о родителях, которых почти и не помнил. Были какие-то рваные картинки, наполненные светом и улыбками, сладким запахом пирога и теплыми объятиями мамы, но в памяти нарезки крепко переплетались друг с другом и не позволяли выудить ни одной полезной информации.