«В связи с создавшимся сейчас положением («Ну, наконец! — подумал я. — Теперь-то мы напали на какой-то след!») мы вынуждены отложить июньскую конференцию Восточно-чеширского общества любителей птиц». Я продолжал с жадностью читать, но обнаружил лишь то, что общество временно прекращает свою деятельность в связи с кончиной в последнее время трех самых видных его членов.
Я все читал и читал, узнавая всевозможные и в высшей степени уместные здесь, но бессмысленные факты: что по ножкам канарейки можно иногда определить ее примерный возраст, что тонкая жердочка удобнее всего для птиц, охватывающих лапку веткой с одной стороны, и что среди зеленушек облысение — довольно обычное явление. Эти надоедливые подробности навсегда врезались мне в память. Но нигде — нигде — не мог я отыскать следов какого-то более широкого смысла. И торопливо пробегая глазами последние строки текста, я в глубине души уже знал, что и без того слишком засиделся тут.
— Ну, пойдемте, — словно что-то шепнуло мне на ухо. — Пора. Вы должны возвращаться назад.
— Нет, нет! — протестовал я. — Погодите! Дайте еще хоть минутку!
Но звон у меня в голове становился все громче, глаза быстро застилались туманом. С трудом разбирал я последние фразы: «Недостаток времени, к сожалению, не позволил мне посетить любителей птиц из Хай-Уикома, но я надеюсь в будущем нанести им ответный визит. А пока мне хотелось бы только добавить...»
Все почернело. Сжимая в кулаках клочок бумаги, как истертую спасательную веревку, я погрузился в забытье.
Когда я вновь пришел в сознание, то увидел, что лежу в постели, в своей собственной комнате. Рядом тревожно хлопотала Мэйбл. Это она, поднявшись наверх, чтобы позвать меня к чаю, обнаружила меня в чулане, где я лежал на полу без сознания.
— У меня было что-нибудь в руках? — спросил я ее, и она ответила:
— Да. Ты все прекрасно нашел. Разве ты не помнишь?
— Нашел? — глупо повторил я.
— Ну да. Фотографии. Одна сильно помялась, но я разглажу... А теперь тебе не надо больше разговаривать. С минуты на минуту будет доктор.
Когда прибыл доктор, он не смог обнаружить ничего существенного. Он посоветовал как следует отдохнуть, а потом — ненадолго — съездить на море. И ему и Мэйбл не терпелось узнать, при каких именно обстоятельствах со мной произошел этот обморок. Я отвечал на их вопросы как можно туманнее. Разумеется, я решил не говорить им ничего. У меня нет никакого желания кончить жизнь в сумасшедшем доме.
И вот теперь, пожалуйста, я жду, что будет дальше. Иногда мне страшно: но в целом мне удается совершенно по-философски смотреть на все это дело. Я отлично сознаю, что следующее такое приключение — если оно только будет — может оказаться для меня последним. Условия путешествия во времени, возможно, окажутся слишком тяжелыми для моего престарелого организма. Наверное, мне не перенести этого путешествия. Но из-за этого я бы не отказался от него, даже будь у меня такая возможность. Что еще из пережитого человечеством может сравниться с ним? Для чего еще осталось мне теперь жить? Так пусть мое мгновение призовет меня, когда придет пора, в любое время, в любом месте. Я готов. 