Озеро тонуло в сизой дымке. Оно бурлило и выходило из берегов. Этот никому не нужный зимний дождь губил первые зеленые побеги посевов, сводя на нет многодневный, изнурительный труд крестьянина. Блестевшая под ливнем старая крепость казалась багровой. Пронзительно кричали озябшие павлины, нарушая тишину позднего вечера.
…Чанда спала. Сукхрам сидел и курил хукку. Кончив курить, задумчиво чистил трубку. Вдруг Чанда вскочила.
— Я приду… я приду… — в бреду бормотала она.
Сукхрам окликнул ее.
Чанда вздрогнула.
— Кто здесь? Ты, отец! — она широко раскрыла глаза, но не улыбнулась, как бывало раньше. Она перестала улыбаться в тот самый день, когда Сукхрам запретил ей встречаться с Нарешем. Сукхрам был сам не свой. Он-то знал, как она мучается.
— Что с тобой, доченька? Отчего ты проснулась? — спросил он.
— Просто так, дада, просто так, — грустно ответила Чанда.
— Доченька моя, ты думаешь, я тебе враг? Нет, моя девочка, поверь мне. Но что могу я поделать? Мир неподвластен мне. Если я на все это решился, то лишь для того, чтобы спасти тебя.
— Я ведь не упрекаю тебя, отец.
— Но ты перестала улыбаться, ты постоянно о чем-то думаешь. Я вижу. Доченька, постарайся забыть о своих горестях, у тебя еще вся жизнь впереди.
— Мне приснился удивительный сон, отец. Очень странный сон, — проговорила она задумчиво. — Будто я была в старой крепости.
Сукхрам вздрогнул.
— Не веришь? Я так и знала. Своди меня в крепость, отец! Мне приснилось, что она зовет меня.
Сукхрам испуганно взглянул на дочь.
— Нет, Чанда, сны — сплошной обман и больше ничего, — проговорил он. — Там одни развалины…
— Знаю, отец, — ответила Чанда.
— Мир велик, доченька! Ты еще ничего не видела, ничего не знаешь, поэтому и мечтаешь о чуде.
— Но, отец, я смогу пойти к Нарешу, только если стану тхакурани.
— Доченька, послушай отца, не упрямься, — сказал Сукхрам, не обращая внимания на ее слова.
— Я все равно пойду, — серьезно проговорила Чанда. Сегодня она была настроена особенно решительно. Ее настойчивость насторожила Сукхрама.
— Куда пойдешь? — с тревогой в голосе спросил он, все еще надеясь, что дочь одумается.
— Я уже сказала, — ответила Чанда. — Туда! Вот она, прямо. — Чанда показала пальцем на старую крепость.
Сукхрама охватило недоброе предчувствие. Чанда, этот нежный цветок, и вдруг пойдет в крепость, в царство злых и коварных духов!
— Нет, Чанда, тебе нельзя туда ходить!
— Почему?
— Там змеи, скорпионы, пантеры. Там опасно! — почти крикнул Сукхрам.
— Тогда и ты иди со мной, — настаивала Чанда.
Сукхрам понял, что не сможет отговорить ее. Теперь она зовет его с собой. Вдруг он услышал шепот дочери:
— Дада, правда, я — тхакурани?
Тхакурани!!!
— Нет, ты Чанда, — стараясь быть спокойным, ответил Сукхрам. — Ты моя Чанда, всего лишь Чанда, моя любимая дочь. Кто тебе внушил, что ты тхакурани?
Чанда, усмехнувшись, покачала головой. Сукхрам растерялся, не зная, что сказать.
— О, шел дождь? — спросила она, выглянув из шатра.
— Да, доченька. На улице страшно холодно, — обрадовался Сукхрам.
— Ну и что же? Зато потом нам будет тепло, — сказала Чанда.
— Когда потом? — не понимая, спросил Сукхрам.
— Когда мы с тобой вернемся оттуда, — ответила Чанда.
— Откуда? И почему нам станет тепло?
— Из крепости. Тогда у нас будет богатство, дада! Все люди станут угождать нам, станут нам низко кланяться. Дада, ведь богатство очень почитается в нашем мире, правда? Если б я была дочерью знатного человека, я была бы…
Сукхрам вытер выступившие на глазах слезы.
— Ты плачешь, дада?
— Ничего, ничего, не обращай внимания.
— Ты думаешь, мне грустно, что я твоя дочь? Нет, дада. Ты очень хороший.
— Я плохой, Чанда. Очень плохой. А ты поистине настоящая рани. Но судьба и к тебе была немилостива… — с трудом проговорил Сукхрам и замолчал. Слезы душили его.
— Ты пойдешь со мной, дада?
Сукхрам невольно вспомнил Каджри. Перед ним вдруг возникло ее улыбающееся лицо.
— Нет, Чанда. Забудь о крепости, забудь о ней! — твердо сказал Сукхрам, прогоняя видение.
— Слушай, дада… Я видела там кошку… — нерешительно проговорила Чанда.
Сукхрам похолодел от страха.
— То гуджри, Чанда… — еле выговорил он.
— Если она всего лишь гуджри, чего ее бояться, — рассмеялась Чанда. — А я тхакурани! Крепость моя! Я показала жене Мангу портрет из твоей шкатулки и расспросила ее обо всем. Дада, ты ведь тоже тхакур…