Я ни о чем его больше не спрашивал. Наш молчаливый дружеский разговор был лишь прелюдией к большой задушевной беседе.
Вечером, когда последние лучи солнца заиграли на рогах возвращающегося стада, я опять отправился с Сукхрамом в лес. Наш путь лежал мимо озера. Солнечные отблески покрыли озеро оранжевым покрывалом, и оно напоминало одеяние буддийского монаха[11]. В тот день Сукхрам был особенно задумчив. Мы нашли укромное местечко и присели отдохнуть. Густой кустарник окружал нас, то тут, то там виднелись маленькие заброшенные храмы, заросшие тамариндовыми деревьями[12], между которыми, пронзительно каркая, летали вороны.
Неожиданно рядом с нами кто-то проговорил:
— Чанда, если ты так решила, мы пойдем в крепость вместе, хорошо?
Я узнал голос Нареша.
Сукхрам сидел, погруженный в свои мысли. Он, казалось, ничего не слышал.
Из-за кустов послышался голос Чанды:
— Не знаю, мой любимый! Почему-то мне все кажется, что я хозяйка этой старой крепости. Странно, что я живу так далеко от нее!
— Хочешь, я поведу тебя в крепость? Хочешь, Чанда? — слышали мы.
И только тогда Сукхрам вздрогнул и схватил меня за руку.
— А тебе не страшно?
— Чего мне бояться? Говорят, что и сюда тоже приходят пантеры, а ведь мы с тобой не боимся встречаться здесь!
— Ты и вправду совсем бесстрашный, Нареш!
— Лучше скажи, почему тебе кажется, Что крепость твоя?
Чанда рассмеялась.
— Вчера я нашла в шкатулке у отца фотокарточку молодой госпожи, и мне вдруг почудилось, что я смотрю на себя. Будто в зеркало! Это было так странно и непонятно. Она и одета была не по-нашему. А под фотокарточкой лежала еще картинка, на которой нарисована знатная тхакурани[13], жившая, наверно, много лет назад. И тут, не знаю отчего, я решила, что стану точно такой, как эта госпожа…
Сукхрам вскочил на ноги и громко закричал:
— Чанда! Эй, Чанда!
За кустами послышался легкий шорох и удаляющийся топот быстрых ног. Мы обогнули кусты, но там уже никого не было. Сукхрам был очень взволнован. Я терялся в догадках. Сукхрам сердито бормотал себе под нос: «Опять вспыхнет огонь, опять небо застелет дым!» Он с ужасом посмотрел на заброшенную крепость и неожиданно громко расхохотался. Мне стало не по себе. На Сукхрама было страшно смотреть.
— Пропади ты пропадом, неприкаянный злой дух! Никому не даешь покоя! — бормотал он, глядя на крепость.
— Сукхрам! — окликнул я его.
Он снова схватил меня за руку.
— Я говорю правду, мой господин! В тот день, когда закладывалась крепость, чтобы умилостивить злых духов, им в жертву принесли человека — был тогда такой обычай. Но могла ли крепость, построенная на человеческой крови, дать людям покой и счастье? В крепости враждовали родные братья: старший велел своей жене отравить младшего. Молодая вдова, оставшаяся после него, ждала ребенка. Ей пришлось скрываться в лесу, там ее приютил старый отшельник. Он принял новорожденного мальчика, отнес его к натам-цыганам. У них в таборе жизнь ребенка была вне опасности. Когда мальчику исполнилось два года, молодая вдова, переодевшись танцовщицей, проникла в крепость, чтобы отомстить старшему брату за гибель мужа. Она закрывала свое лицо, но ее пляска пленила раджу. Он прислал ей украшения, усыпанные брильянтами и жемчугом, но она смолола в порошок драгоценности и бросила их в лицо братоубийцы. Затем она заколола злодейку, отравившую ее мужа, и в ту же ночь убежала с полюбившим ее слугой…
Однако их обоих вскоре поймали. Молодую женщину казнили, а слуге удалось бежать из-под стражи. Он и воспитал ребенка. Мальчик подрос и стал натом…
— Ну, а дальше?
— Дальше? — Сукхрама слегка качнуло, словно у него под ногами дрогнула земля. — Я — последний тхакур в том роду, господин, — сказал он изменившимся голосом. — Когда тхакурани, пожив немного у цыган, пошла к соседним раджам, те сказали ей: «Мы не примем тебя в свой круг, ты ела пищу, оскверненную прикосновением натов». Тогда молодая вдова заявила им: «Крепость моя. Любой ценой я добьюсь, чтобы мне ее вернули». Потом о крепости стала говорить английская мэм, а вот сегодня вы слышали, что сказала Чанда…
Слова Сукхрама приподняли завесу над удивительной историей, которую мне не терпелось узнать. И Сукхрам поведал мне ее.
— Я никогда не считал себя натом, начал Сукхрам. — Я самый настоящий тхакур.
— Это большой грех, Сукхрам. Ты отказался от людей, которые вырастили и воспитали тебя. Ты убедил себя, что все люди ненавидят друг друга, пригрел ядовитую змею ненависти в своем сердце, и она все жалит и жалит тебя, отравляя твой разум. Человек, который знает тайну лесных растений, — продолжал я, — должен знать и о том, что дерево человечности — самое могучее на земле.
12