Потом он взглянул на меня.
Глаза его блеснули недобрым холодным блеском. Этого мне не хотелось. Можно было с ним поговорить. Покритиковать его выставку, его неправильные понятия... А он зло и холодно смотрел на меня, а потом сказал:
- Нам больше не о чем разговаривать.
- Ну, не о чем, так не о чем,- сказал я.
Я с ним то на "ты", то на "вы" начал, впрочем, и он тоже. Глупости сплошные, оторвали от работы и еще разговаривать не хотят...
Я к нему хорошо относился. Ко всем я хорошо относился. Никогда ничего плохого я к нему не имел. Никогда я его не знал раньше и не видел. Монотипии и офорты, в общем, в порядке вещей. Ерундовые, правда, работы, но человек же их делал, а не обезьяна, непременно там есть что-нибудь хорошее, если их человек делал, если повнимательней, душевней отнестись, хотя, безусловно, такие работы обезьяна тоже может сделать...
Я хотел похлопать его по плечу, успокоить, но он вырвался, отбежал в конец зала и оттуда крикнул:
- Ы-ых!- подняв вверх кулак.- Вы не Федоров! Вы - другой!
А почему он решил, что я Федоров?!
БОЛЬШИЕ СКОРОСТИ
В купе были я и он.
Поезд мчался, и за окном, как всегда, все мелькало.
- Несется как бес,- сказал он.
- Это верно,- сказал я,- здорово несется.
- Сто двадцать километров в час,- сказал он.
- Неужели сто двадцать? - сказал я, хотя знал, что сто двадцать.
- Да, да! - сказал он.- Представьте себе! И не то еще будет!
- А что будет? - спросил я. Хотя я-то знал, конечно, что будут поезда когда-нибудь еще быстрее ездить.
- Вы "Технику - молодежи" не читали? - спросил он.
- Не читал,- сказал я. Хотя, конечно, кое-что я когда-то читал.
Он покачал головой.
- С детства не имел никакого влечения к технике,- сказал я.
- М-да...- сказал он задумчиво,- вот возьмите некоторых детей, один возится, к примеру, с разными машинами, колесиками, крутит, отвинчивает, интересуется, что там внутри. А другой ребенок, к примеру, возится с землей, копает, пересыпает землю с ладони на ладонь, как бы вроде получается - с детства в каждом заложено этакое влечение...
- В земле все дети копаются,- сказал я.
- Не скажите...- сказал он,- не скажите... Вот у вас какая профессия?
- Я с детства все рисовал,- сказал я.
- Значит, художник? - Он с любопытством стал смотреть на меня.- У меня был брат художник,- сказал он.
- Как фамилия? - спросил я.
Он назвал фамилию.
- Не знаю,- сказал я,- такого не знаю.
- Простите, а у вас какая фамилия? - спросил он.
Я назвал свою фамилию.
Она ему ничего не говорила.
- А ваша как фамилия? - спросил я.
Он назвал свою фамилию. Она мне тоже ничего не говорила.
- Я инженер,- сказал он.- Инженер по тепло-вентиляции. Слышали про такое?
- Конечно, слышал,- сказал я. Хотя я впервые слышал, что существуют инженеры по тепловентиляции.
- Это напрасно вы не читаете "Технику - молодежи",- сказал он.
- А вы художественную литературу читаете? - спросил я.
- Хемингуэй,- сказал он с улыбкой,- Бёлль, Фолкнер, Апдайк.
- Сэлинджер,- сказал я, и мы вместе улыбнулись.
- "Особняк",- сказал он с улыбкой.
- "Деревушка",- сказал я с улыбкой.
- "Глазами клоуна",- сказал он с улыбкой.
- "Праздник, который всегда с тобой",- сказал я с улыбкой.
- "Кентавр",- сказал он с улыбкой.
- "Люди не ангелы",- сказал я с улыбкой.
- "Люди на перепутье",- сказал он с улыбкой.
Мы вовсю улыбались.
Он мне так понравился! И я ему, видимо, тоже понравился, иначе он бы так не улыбался.
Мы с ним почти что одинаково думали. Редко я встречал человека, чтобы мы с ним почти что одинаково думали. Это было поразительно! Мы с ним почти что все читали!
Поезд подходил к станции.
- А как вы по части женщин? - спросил он.
В этот раз я не понял его.
- Что вы имеете в виду? - спросил я.
- Об этом мы еще поговорим,- сказал он.- Не взять ли нам полбанки?
- Водки? - спросил я.
- Ага,- сказал он, и глаза его блеснули.
- Не много? - спросил я.
- Как то есть? - спросил он.
- Не многовато ли?
Он засмеялся.
- Чепуха! Вы сколько можете выпить?
- Как когда,- сказал я.
- И я то же самое, знаете, как когда придется, это вы верно заметили.
Он так оживился, просто чудо! И руками вовсю махал. И слова у него друг на друга налетали, в каком-то он, в общем, был восторге. То ли он от меня был в восторге, то ли от того, что выпивка предстояла.
- ...Когда я был моложе,- он прямо захлебывался словами,- я выпивал, ей-богу, не вру... сейчас я вам скажу... однажды, это было дело в Новочеркасске... на четверых было...
- Кто пойдет? - спросил я.
- Чего? - спросил он.
- За бутылкой сходите вы или я?
- Я схожу,- сказал он.- Так вот... я тогда выпил сразу...
Я опять перебил его. Что-то такое сказал ему насчет денег, насчет того, что, когда он вернет-ся, я ему тогда и отдам, а он мне ответил, что это пустяки, что это, пожалуй, только начало, а там видно будет. Я сказал, что в вагоне жарко, то есть душно, а он ответил, что вовсе не так уж душно, как мне кажется.
Что-то он мне стал меньше нравиться. И совсем мне неинтересно было слушать, сколько он выпивал когда-то в молодости в Новочеркасске. Он и сейчас был молодой. Можно подумать, что все это сто лет тому назад было. Не очень-то мне нравятся люди, которые так говорят. И потом мне показалось, что вовсе он не из таких людей, которые пьют до одурения. Знаете, бывают такие типы - безобразно напиваются, все им мало и мало, начинают вас потом оскорблять разными словами ни за что ни про что... Почему это я, видите ли, должен выслушивать разную пьяную бол-товню, за какие такие коврижки, в конце концов! Я потому это все говорю, что знаю, не первый раз со мной такие истории приключаются. А то, что он Хемингуэя читал,- велика важность!
В общем, я о нем как-то нехорошо подумал, без всяких на то оснований. А потом, когда он пошел за водкой и я стал смотреть в окно, он, наоборот, даже очень симпатичным мне показался, совершенно напрасно, наверное, я о нем всякое такое подумал.
Он пробежал по перрону очень быстро. И скрылся за углом вокзала. Я все смотрел в окно, а он не появлялся.
Потом поезд дернулся, и скоро он мчался уже сто двадцать километров в час. За окном опять замелькало.
Я думал, может, он еще появится. Может, он как-нибудь сел. Хотя я смотрел в окно. Я видел, что он не сел.
Я стал думать о нем. Он купит эту бутылку, а выпить ему не с кем. Один в этом городе с этой дурацкой бутылкой. И, наверное, у него тут нет родственников, иначе они бы его встречали... Он стоит на перроне и видит последний вагон в виде точки.
Сто двадцать километров в час! Не шутка!
И не то еще будет!
ЛЕЙТЕНАНТ
Я проснулся, услышав стук в дверь. Вошел старый школьный товарищ. Я не узнал его сразу, я не видел его много лет, а как только узнал, сказал:
- А... Миша...
- Петя! - сказал он. Он был рад.
Я сидел в трусах на кровати. Кровать была высока. Миша был в новой военной форме. Он был лейтенант.
- Ты лейтенант,- сказал я.
- Я лейтенант,- сказал с радостью Миша.
- М-да...- сказал я.
- А ты? - спросил Миша.
- Я не лейтенант,- сказал я.
- Почему же?
Как мне показалось, он удивился. Я посмотрел на него с интересом.
- Не знаю,- ответил я.
- А я лейтенант,- сказал Миша.
- Ты лейтенант...- сказал я.
- Лейтенант я,- сказал Миша.
- Лейтенант...- сказал я.
- Давно это было,- вздохнул вдруг Миша.
- На одной парте сидели...
- И уже лейтенант,- сказал Миша.
- Лейтенант...- сказал я.