– Шпак будешь? – Спросил его Хавчик.
– Хочу, – сказал крепкий парень с лицом дебила.
Борис смотрел на противные лица сокамерников и думал, что он здесь делает? На воле ни с одним из этих подонков он бы не дружил даже близко и руки бы не подал. Откуда они берутся? В этот момент он пообещал себе, остаться человеком и не стать такими как они. Потому что он выйдет и забудет все как страшный сон, и будет жить прежней жизнью. Какие же у него классные друзья и как он далек теперь от них.
Шпак и Хавчик схватили Леху силой загнули задом к себе и сдернули штаны. Боря отвернулся, нет сил смотреть.
– Пожалуйста, не надо, – молил Леха.
Подростки сами по себе злые, но когда нет интеллекта и образования, а есть тюремная романтика и бьющие в голову гормоны, то нет никаких тормозов, кроме физической силы.
Закричал от боли Леха. Остальные мальчишки улыбались масленой ухмылкой и улюлюкали. Борис зажал уши руками, но это не спасало, слышать этот душераздирающий крик никаких нервов не хватит. С ума можно спрыгнуть.
– А-а-а, – с криком бросился Борис на Леху, он схватил его за глотку, чтоб заткнуть ненавистный крик. Это был яркий, как вспышка не контролируемый взрыв эмоций на расчеловечивание человека.
Пацаны еле оторвали его руки от горла страдальца и оттащили в угол камеры.
– Ну ты бешенный, – поразился Лазарь. – Точно можешь убить!
– Шухер, – крикнул Хавчик.
Все попрыгали кто за стол, кто на шконку, кто-то продолжил игру в шахматы, другие пить чай, читать. Отворилась дверь камеры, заглянул охранник с дубинкой.
– Ну-ка тихо всем. Кто в карцер захотел? – посмотрел на парня, сидевшего на полу, успевшего прикрыть зад. Он конечно все понял, но зачем ему проблемы в его смену, а беспредел был, есть и будет. – Что сидишь? Проблемы?
Тот покрутил головой. Дверь закрылась.
Леху больше никто не трогал, это было западло, если бы кто-то захотел с ним иметь дело, он мог стать таким же, если он хотел заняться с ним сексом, должен заплатить, а иначе станет его другом. Платить особо не чем, да и желания нет, издевались называя его разными женскими именами Маша, Зина, Рита, кому как нравилось.
Однажды на него пришла малява, записка, что он стукач, сдал всех своих подельников. Поэтому он заслуживал любых наказаний. Все стало на свои места, парень был с гнильцой.
4
За этот месяц Борис сильно повзрослел, гораздо быстрее своих сверстников. Жизнь она оказывается бывает разной. Тюрьма – это темная ее сторона. Можно сказать – школа выживания. Внешне он оставался таким же щупленьким маленьким подростком, только во взгляде исчезла детская наивность. Все прошлые проблемы казались сейчас детскими забавами. Нет взрослых, за спиной которых можно спрятаться. Отныне и на всегда, все решает он сам. Боря понимал, согласно статьи, у него серьезная заявка на занятия хорошего положения в преступной иерархии. Только как это сделать не хватало знаний и опыта. Для себя он решил, ни за что не сломается, как бы не было страшно, даже если будут убивать. Он на даст себя унижать и превратиться в Машку. После той яростной вспышки, когда его назвали бешенным, прозвище к нему прилипло. Теперь это его второе имя, Бешенный, но гнев старался контролировать, сам испугался, так и до беды не далеко.
Сокамерники периодически менялись, кого-то освобождали, кого-то этапировали в колонию. Ушли по этапу Кастет и Хавчик. Пришли новые сидельцы. В основном малолетки из неблагополучных семей за воровство, грабеж и хулиганку. Как обычно бывает, в семье не хватает денег на элементарные вещи для детей. От отчаяния мальчишки решали проблему по-своему, только чтоб не быть посмешищем у сверстников. Не подозревая куда это может завести. Если бы перед этим им показали, что с ними будет, куда они попадут, может половина пацанов призадумалось. Горькое сожаление приходит, когда столкнутся с тюремной романтикой. Ах, какой сладкой, жизнь на воле покажется.
Шпак пытался взять бразды правления в камере в свои руки, стать смотрящим, но ума не хватало, была только сила, которую конечно боялись и уважали. Лазарь его обыгрывал умом, смекалкой и хитростью приручал к себе. Он парень не глупый из хорошей семьи, жестокость ему не свойственна, хотел, чтоб была хоть какая, то справедливость и человечность.
– Скажи мне друг Шпак, сколько будет шестью девять? – Лазарь, поощрял своей дружбой и в то же время унижал вопросом. Ставя этим себя выше по значимости.
– Хрен его знает? – не напрягаясь отвечал Шпак.
– А кто-нибудь знает? – спрашивал Лазарь.
Шпак угрожающе обводил взглядом сокамерников, ни дай бог кто-нибудь поумничает, тому плохо со здоровьем будет.