– Ну как хотите, – благодушно соглашался картежник, виртуозно крутя карты в руках.
За две недели карантина, ребята отдохнули, и однообразная жизнь уже начинала надоедать.
– Скорей бы в отряд отправили, – смотрел в окно Лысый. – Никакой движухи, скукотище. Застрелиться можно.
– Сыграем? – предлагал Туз, вращая карту между пальцев.
– Да пошел ты! Себя не уважать – играть с тобой, – трогал еще болевшие уши Серега.
Больше всего Борису не нравился Илья, его колючий и злобный взгляд исподлобья пугал. Он то настоящий убийца, не как он. Илья молчал и ничего о себе не говорил, только зыркал недобро исподлобья. Когда его спрашивали за что он убил одноклассника, он отвечал угрюмо: «Сам виноват». В голосе не было ни раскаяния, ни сожаления о содеянном.
– А как ты это сделал?
– Взял нож, вечером выследил его и зарезал, – спокойно без эмоций отвечал Илья.
Может у него была веская причина убивать мальчика, но пугало то, как это сделано, не на эмоциях спонтанно, здесь и сейчас, а продумано с расчетом и слежкой. Нормальный человек за это время остынет, успокоится, передумает, а ненормальный вынашивает план мести и этим живет. Такие люди становятся маньяками, так думал Борис, им нравиться процесс подготовки преступления и его воплощение.
Илья как бирюк сидел один ни с кем не общался, как будто вынашивал в голове новые планы. Ну его к черту, подумал Борис, неприятный тип.
Карантин подходил к концу, скоро разведут в отряды. Все неизведанное вызывает тревогу. Снова новый не дружественный коллектив, новые правила. Надо быть на чеку, чтобы пройти достойно очередную проверку. Радовались только Лысый и Туз, им все знакомое, родное.
Бориса определили в отряд. Спальня, длинная комната с зелеными панелями и двухъярусными кроватями, была чистой, но не уютной и с плохим запахом. Дежурный показал его спальное место. Все, что осталось от прежней жизни разложил в тумбочку. Грязные вещи, которые остались после душа сожгли, чтоб не тащить заразу в зону.
В восемь часов утра по расписанию проверка. Впервые встать в строй помог бригадир. Так получилось, что согласно росту, он оказалось ближе к концу шеренги. Внимательно прислушивался, как и что отвечают воспитанники при перекличке, чтоб не ошибиться и не навлечь на себя унижающих замечаний. Слегка волновался.
– Гладышев, – услышал свою фамилию.
– Борис Михайлович, – громко отчеканил.
Так начался обратный отчет его срока.
6
Боря свободолюбивый, парень не привыкший планировать свое время, жил исключительно своими желаниями и инстинктами. Захотел есть – поел, захотел спать – поспал, захотел гулять – пожалуйста иди куда хочешь. Все это в прошлом. У него теперь все строго по расписанию, строем и с песнями. В их отряде строевая песня, «Комбат батяня». Военно-патриотичная песня совсем не подходила для малолетних подонков, которые даже смысл слов не все понимают, но не Мурку же петь. Кто первый придумал ее петь, история умалчивает, может сверху порекомендовали? Но кто-то сильно любил Любэ. Песня хорошая, но, когда ты ее поешь каждый день, не по разу и из года в год, перестаешь любить.
А на войне, как на войне – патроны, водка, махорка в цене.
А на войне нелегкий труд, а сам стреляй, а то убьют.
А на войне, как на войне, подруга, вспомни обо мне.
А на войне – неровен час, а может, мы, а может, нас.
Припев:
Комбат-батяня, батяня-комбат, ты сердце не прятал за спины ребят.
Летят самолеты, и танки горят, так бьет, ё, комбат, ё, комбат!..
Комбат-батяня, батяня-комбат, за нами Россия, Москва и Арбат.
Огонь, батарея, огонь, батальон…Комбат, ё, командует он.
Огонь, батарея! Огонь, батальон! Огонь, батарея! Огонь, батальон!
Огонь, батарея! Огонь, батальон! Огонь, батарея!
Огонь! Огонь! Огонь! Агония…
Есть слух или нет не важно, главное громко орать, припечатывая шаг. Орали дружно на все голоса, от альтов до басов. Песня уже мало походила на оригинал, но вполне стала строевой.
Борю удивляло, что порядок в отряде поддерживали: бригадир, староста, завхоз и разные активисты из числа колонистов. В основном переростки, оставленные в колонии для наведения порядка или ребята старшего возраста. Они так лютовали, стараясь выслужиться перед начальством, что били мальчишек за всякую провинность, если плохо учится, если получал замечание от администрации или учителей. Раз в неделю просто били, не за что – для профилактики, чтоб боялись. Администрация это поощряла, им меньше работы. Самих активистов колонисты тронуть боялись, в лучшем случае посадят в карцер, а в худшем могут добавить срок. Было в этом, что-то мерзкое, предательское. И эти люди еще имеют право учить, как жить.