Тамара Алексеевна вызвала врача. Он осмотрел безжизненное исхудавшее тело больной, побеседовал с ней и сделал укол. Он опытный врач и много раз заглядывал смерти в глаза, но говорить пациенту это нельзя.
– Ну все, Галя, сейчас полегчает. Отдыхай, – похлопал по руке и вышел.
Тамара Алексеевна сидела напротив двери, чтоб быть нужной если позовут. Подняла глаза с мольбой. Он молча пожал плечами и направился к выходу.
– Все Тома, готовьтесь. Ставь уколы столько сколько потребуется, чтоб снять боли. Надолго не оставляйте одну, может случиться в любую минуту. Крепитесь. До свидания.
– До свидания, – захлопнула дверь и без сил опустилась на лавочку у двери.
В голове туман, нет ни одной разумной мысли. И Петрович, как назло, где-то шастает. Надо идти к невестке, поднялась с трудом, постаралась успокоиться, чтобы убрать испуг в глазах.
В традицию вошло, каждое утро все заходили к Гале в комнату здоровались, спрашивали, как спалось, как настроение. Мужчины уходили по своим делам, а бабушка приступала к утренним процедурам. Потом кормила и поила с ложечки, большая радость если несколько ложечек еды сможет проглотить. Уколы Тамара Алексеевна ставила сама в любое время, когда скажет невестка.
Гале эмоционально тяжело давались ухаживания, она стеснялась, что пожилая женщина, совсем не родной человек меняет подгузники и пеленки, обтирает теплой водой ее худое тело, переворачивает, чтоб не появились пролежни. Скорей бы уже умереть, со стыда сгореть можно.
– Как неудобно, – слабым голосом говорила Галя.
– Не стесняйся – это жизнь. Давай подушечку подниму, ты посиди немного. Сейчас окошко открою, свежим воздухом подышишь. Я в магазин схожу и загляну к тебе.
– Хорошо, не беспокойтесь.
– Привет Тамара. Как дела? – догнала соседка.
– Привет Наталья, помаленьку, потихоньку, – ответила на приветствие.
– Совсем себя не бережешь, такой груз на себя взвалила. Не пойму я тебя подруга – зачем тебе эта обуза, после того, что она тебе сделала? Люди родных в хоспис отдают, а она тебе даже не родня. Жалко мне тебя, – сокрушалась Наталья.
– Как же не родня, она мать Бориса, а он мой единственный и любимый внук.
– Святая ты женщина! Бог тебе здоровья даст, за благие дела.
– Не выдумывай. Побежала я, дел много. Пока.
– Вот и я, – Тамара Алексеевна заглянула в спальню.
Галина мирно спала, Тамара поправила одеяло, прикрыла окно и тихо вышла. Старалась сильно не греметь на кухне. Сегодня решила сделать домашнюю лапшу на курином бульоне, Гале будет полезно легонький бульон. Поставила курицу вариться, замесила тесто.
В обед заглянул к Гале дед.
– Кушаете? – жена дула на ложечку с супом. – Ну кушайте, я тоже пойду поем.
– Давай еще ложечку, – уговаривала невестку, как ребенка.
– Все, все лишнее будет, – отказывалась Галя.
– Ну отдыхай, – вытерла невестке рот салфеткой. – Пойду деда кормить.
– Ну как она, – спросил Петрович.
– Совсем не ест, одни кости да кожа остались, – утерла слезу уголком платка. – Хорошо хоть боли не чувствует, не мучается, не кричит.
Сказать тут нечего, похлопал понимающе жену по плечу. Кушали молча, каждый думал о своем, но одинаково о жизни.
Вечер прошел, как обычно. Поужинали, дед сел за телевизор, Борис пошел к матери в комнату, присел на краешек кровати. В последнее время, как Галина перестала вставать с кровати, он вечера проводил дома, чтобы побольше побыть рядом с матерью, подержать ее слабую руку. Рассказывал, как прошел день, передавал привет от Леши с Катей. О будущем избегал говорить, как не прискорбно, но он понимал его у нее нет и не надо напоминать об этом. Она вспоминала свое детство и Борино, теперь оно казалось счастливым временем, а впереди бесконечная жизнь.
Сегодня мать больше молчала и слушала, или слабенько поддакивала. Он гладил ее костлявую руку, но ничем не мог ей помочь. Он бы жизнь отдал ради ее здоровья, если бы мог.
– Боречка, ты прости меня за все, не повезло тебе с матерью, я очень сожалею, – помолчала. – Ты иди Боря отдыхай. Поцелуй меня.
– Я давно уже тебя простил, ты знаешь, – Борис поднялся поцеловал в лоб и поднес ее руку к своим губам.