- Это уже не имеет значения. – Максим пытается возразить. Я вижу, что ему важно знать правду и поэтому хлопаю Генку по плечу. Мне уже нечего терять. – Дело в другом мужчине.
Даже не вру. Только понимать это можно по-разному. Судя по тому, как сузил глаза Максим и неодобрительно поджал губы Генка, они поняли по-своему. Плевать! Захожу в комнату и спустя полчаса прощаюсь с Маринкой.
- Ты что с ума сошла? За окном глубокая ночь! Я тебя одну не отпущу, - удерживает меня за руку Марина и ищет группу поддержки в лице скромного мужского коллектива. Три часа ночи действительно странное время для прогулок. Но это ведь необычная ночь. К моему большому удивлению меня вызвался проводить Максим. И все по какой-то непонятной мне причине деликатно сделали вид, словно так и надо. Его девочка уже запропастилась где-то в районе детской или гостевой комнаты. Как я поняла, она перебрала, и Марина отправила её спать.
В итоге мы с ним вдвоем идем по ночному городу. Я знаю, как его волнуют сказанные мной слова. Он словно переосмысливает всё то время, что мы провели вместе. Я прячу руки в карманах пальто. Показное равнодушие, вот и все что у меня осталось.
- Кто он? – Слышу перед самым своим подъездом.
- Это не имеет значения.
- Он тебя бросил? – Я фыркаю и с гулким грохотом открываю дверь парадного. Глупо было бы надеяться, что Макс просто возьмёт и уйдет. Я пускаю его в квартиру, которую мы когда-то делили с ним. С той лишь разницей, что отец теперь живет у своей начальницы. Так ей удобнее. А ему слишком все равно, чтобы огорчать любимую женщину.
Снимаю с шеи шарф и вешаю пальто на вешалку. Максим тоже снимает с себя парку. Так много общих воспоминаний, зацикленных в продолжении, которого теперь не должно было быть.
- Что ты хочешь, Максим? У тебя уже есть другая! – Напоминаю ему о той девочке, которую он оставил в квартире Генки. Макс молча хватает меня за плечо и разворачивает лицом к себе. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он меня сейчас ударит. Нет, он просто смотрит мне в глаза своим проникающим в душу взглядом.
- Как удобно! Я могу трахнуть тебя на офисном столе, но стоит мне заговорить о том, почему ты от меня сбежала, как ты тут же вспоминаешь, что у меня теперь есть другая! – Всё-таки он не выдерживает, словно хочет встряхнуть меня, но перебарывает свое желание.
- Как ты не понимаешь, что это уже не имеет смысла! Ты начал жить дальше!
Я отголосок прошлого. Максим смотрит на меня злым взглядом и взрывается.
- Я начал жить дальше?! - Выкрикивает он мне. – Я начал?! Тебе говорят, что я могу стать инвалидом, и ты бежишь от меня в другую страну! Мать мне говорила, что ты нашла себе кого-то другого, но я думал, ты всего лишь испугалась такой ответственности. И тут вдруг выясняется, что ты действительно просто искала повод, чтобы сбежать от меня к какому-то уёбку! Когда твою мать я начал жить дальше, если всё время думал о тебе?!
Он так эмоционален, что я должна была бы испугаться, но вместо этого я тихо подмечаю:
- Но ты же встречаешься с кем-то. Значит не всё время?
Максим готов разразиться бранью. Он просто в бешенстве. А я не могу выкинуть из головы слова Инны Павловны: «Он приедет к тебе, как только поправится. Там в Киеве вас никто не найдет». «Он приедет к тебе, как только окончит университет. Ты же сама говорила, как важно для мужчины высшее образование». Все эти фразы, которыми меня пичкали столько лет просто, чтобы отделаться от меня.
- Ты подала на развод, - с трудом выдавливает из себя слова Максим. Губы кривятся в не верящей улыбке. А что мне было делать? Просто как-то вечером позвонила его мать и сказала, что её сын, наконец, нашел хорошую девочку и я, как любящая его женщина должна уступить ей дорогу и не мешать их счастью. Что говорили про меня ему?
По мне и моей жизни словно проехались катком. Все, что было важно когда-то, разрушили. Она совсем юная, зелёная и наивная. А я словно часть его прошлого, как старый фотоальбом, который он никак не может выбросить.
- Максим, НАС больше нет. Есть ты и ОНА, есть я и… - И только я. На губах застыла горькая улыбка. Если не закурю, то сейчас разревусь. Он смотрит на меня, как на идола, которого готов разбить. Потом срывается и как в дурацком фильме рывком притягивает меня к себе и заглушает мои протесты своим ртом.
- К черту! – выдыхает мне в губы более матерным словом, и снова ищет мой рот. Все в каком-то диком порыве. Комкано. Сама не замечаю, как он стаскивает с меня платье, как оказываюсь прижатой к стене с разведенными в стороны ногами. Чувствую только вкус его губ и руки на своем теле. Чувствую только его. Словно он что-то пытается мне доказать. Словно хочет пресытиться.
Это больно. Хочется кричать. Это хорошо. Потому что он рядом. Просто потому, что с ним не может быть плохо. Я цепляюсь за его плечи, и он вжимает меня в себя, словно хочет сродниться. Я могу обманывать себя сколько угодно, но внутри все словно рвется на части из-за того что он с кем-то другим. Оттого что не могу к нему прикоснуться. Слышать или видеть его. Я эгоистка. Я хочу, чтобы он был только мой. Вот почему не могу уйти. Я просто не могу без него. Я умираю без него. Не живу. Словно в болезненной спячке, от которой никак не могу проснуться. Нет выхода.
Последнее движение и я размякла в его руках, как безвольная кукла. Он относит меня на диван и ложится рядом.
- Это было в последний раз, - через силу выталкиваю из себя свой приговор.
Он усмехается и качает головой.
- Свой шанс ты уже использовала. Теперь моя очередь решать, какой раз последний, а какой нет.
Я прячу лицо в пледе, которым он нас укрыл, чтобы скрыть свои эмоции. Я люблю его. Не хочу, чтобы он знал. После всего, что между нами произошло в это уже невозможно поверить.
23
Больше он не пытается просто стоять рядом в курилке.
Его пальцы скользят вдоль моей спины. Он стоит прямо за мной и для тех, кто неожиданно зайдет, он, словно ничего и не делает. Но как много в этом «ничего».
Мне больно. Его всё ещё волнует его незримый соперник. Он боится меня потерять? Между нами по-прежнему много недосказанного, но каждый из нас страшится нарушить эту хрупкую иллюзию гармонии. Мне стыдно, но я счастлива, когда он рядом. Вот такое у меня больное счастье, с острыми шипами и зубьями. Причиняет боль и возносит на небеса одновременно. Я просто хочу быть с ним. Уже не важно, как и на каких условиях. Гордость? Принципы? На чужом несчастье своего счастья не построишь? Я забыла, что значат все эти слова. Для меня они стали пустым звуком. Я знаю только слово верность. Собачья любовь. Стоило ему один раз проявить доброту, и я готова всю жизнь до остервенения быть ему преданной.
- Птичка моя перелетная, как ты там без меня? – слышу в трубке знакомый голос и улыбаюсь через силу. Когда раньше встречала на улице странных теток под шестьдесят с кокетливыми шляпками на головах и непоколебимой жизненной философией, даже подумать не могла, что одна из таких однажды станет моим единственным другом, знающим всю мою историю от начала и до конца. Но вот именно такой оказалась двоюродная сестра Инны Павловны, у которой я жила все это время в Киеве. Сначала мы обе полагали, что это всего на месяц или два, пока я не встану на ноги, но потом мы как-то привыкли друг к другу и мысль о том, чтобы разъехаться уже не приходила нам больше в голову. Может быть, только благодаря ей я всё ещё на плаву. – Молодёжь. Ко мне приходит Тамара Ильинична, но рядом с ней я чувствую себя ещё старше, чем написано в моем паспорте. Всё время болячки да причитания. Я всегда была уверена, что игра в того чей диагноз страшнее, удел тех кому за девяносто, но эта старая калоша опередила этот возраст лет на тридцать. Может мне навестить тебя? – резко переходит к делу Нина Константиновна, и я понимаю, что она просто не оставляет мне выбора. – Я взяла билет на завтра. В Киеве слякоть, а ты знаешь, как я мерзко переношу такую погоду. - Ставит она последнюю точку в нашем разговоре, четко расставляя акценты, и давая понять, к какому решению я должна прийти. «Если что-то неизбежно, лучше расслабиться и постараться получить удовольствие. Всё зависит от отношения к происходящему, моя крошка». Это было жизненным кредо Нины Константиновны до встречи со мной. После этой встречи, она стала утверждать, что просто стоять на одном месте и расслабляться не достаточно. Надо барахтаться. Всю жизнь. Нельзя сдаваться. В конце концов, она устала смотреть, как я чахну в её городе и уж совсем забеспокоилась, когда Инна Павловна начала требовать от меня, чтобы я развелась с её сыном. Я приходила домой и тупо смотрела на проезжую часть, за своим окном пытаясь залить боль алкоголем. Моя жизнь была кончена. И каждый день Нина Константиновна боялась оставить меня одну в комнате, потому что подозревала, что однажды я распахну это чертово окно и выпрыгну из него. «Десятый этаж, милочка», - неодобрительно ворчала она глядя на меня. «О чем думал Николаша, когда получал квартиру так высоко? Как думаешь, на окнах могут поставить решётки? Какой-нибудь чудный узор очень бы сюда пошел. Я уже слишком стара и подвержена обморокам. Не хотелось бы однажды…» Потом она поворачивалась ко мне и тяжело вздыхала. Мне было всё безразлично, словно я жила в каком-то сне. Никого не слышала и не видела. Отец позвонил мне и сообщил о смерти Антона. Он надеялся, что сможет этим вернуть меня в родной город. К нему поближе. Ведь никто из моих близких даже не подозревал о том, где я. Страна большая. Всё что они знали, это то, что у меня всё хорошо. «Всё хорошо» - это моя дежурная фраза. Особенно убедительно звучит, если попытаться вспомнить, как можно улыбаться.