Она не таясь зашагала по дороге к городу. Почему-то мысли о подношениях никак не хотели покинуть её голову. Хорошо, пусть подарки означают всего лишь уважение. Но может статься, как в случае с матушкой, что это вовсе не уважение, а лишь страх и заискивание. И прямой расчёт, как на рынке: я - вам, вы -- мне. Нужны ли повелительницам ночи людские страстишки -- обмен, купля-продажа? Конечно, нет! Стало быть, раз врейзы не в ущербе, то и нет необходимости сообщать родителям о краже.
Селенка так задумалась, что не услышала шагов за спиной и чуть не подпрыгнула, когда тяжёлая рука легла ей на плечо.
Селенка резко повернулась и без всякого страха посмотрела на того, кто так бесцеремонно прервал её мысли. Отчего-то она была уверена, что никто ей не может навредить этой ночью, пусть даже и в безлюдной темноте.
Перед ней стоял вороватый верзила.
- Господинка?.. - удивился работник. - Что вы делаете здесь, на дороге?
- Гуляю, - буркнула Селенка, сбросила тяжёлую мозолистую лапу и пошла быстрее.
Как же легко догадаться о том, что думает человек, по его шагам! Сначала работник шёл спокойно, раздумывая: то ли проводить, то ли пойти в другую сторону. Потом, видно, в его голову пришли мысли -- а не видела ли пронырливая любительница ночных прогулок, куда делись дары её матушки? Шаги стали сбивчивыми, короткими, а дыхание быстрым и хрипловатым. Ага, испугался. Кому захочется лишиться правой руки за воровство?
- Я ничего не скажу родителям, - сказала Селенка.
Теперь пришёл черёд работника остановиться от неожиданности.
И что ворюга сделает? Бросится перед ней на колени, станет благодарить? Или наврёт с три короба, мол, спутал мешки?
Но работник обогнал Селенку и встал на пути. Горячо заговорил:
- Прекрасная господинка! Вы прочли мои мысли! Знать, и вправду вы дочь веллы! Прошу вас, выслушайте меня!
Почему-то захотелось -- в первый раз за всю жизнь! - оказаться отпрыском дневной волшебницы, не такой, как все, а особенной. И Селенка, задрав нос к луне, проговорила важно, как это делали все знатные и чиновные люди в Велиполе:
- Я знаю, что ты скажешь. Твоя пожилая родственница не может работать на мызе и голодает (ну не стал бы верзила целовать руку посторонней старухе). А работник угодил рукой в молотилку и теперь умирает от антонова огня (батюшка Геройт неделю назад решил судиться с горожанином, продавшем ему неисправный механизм).
Детина действительно бросился пред ней на колени и завопил:
- Господинка велла! У меня нет даров, но я готов отслужить вам жизнью, только...
- Я же сказала: никто не узнает, - прервала его Селенка. - А чудес творить не умею, ибо я хоть и велла, но воспитана людьми.
Ну разве могла она представить, что когда-нибудь сказанёт такое?!
А работник понёс какую-то чушь. Должно быть, с перепугу. По его словам выходило, что горожане совсем заели селян поборами, платят мало, гнобят до голодной смерти. И нет на них управы. Так не могла бы светлая велла замолвить словечко перед могучими волшебницами, хранительницами солнечного дня?..
Селенка утвердилась во мнении, что работник вовсе не ворюга. И вообще очень даже не плох: добрый, справедливый... и красивый.
В этот миг зоркий взгляд Селенки различил далеко впереди конную группу. К ней примкнули двое в чёрных плащах и масках, с громоздкой поклажей на плечах.
Да что же это такое? Прямо ночь мешков...
Незнакомцы привязали их к сёдлам, и всадники помчались по дороге.
Селенка без слов схватила работника за рукав и увлекла за высокие кусты. Вот отчего-то почудилось ей, что встреча с этими всадниками может оказаться небезопасной.
Конные стрелой пронеслись мимо. Ветер вслед за ними утащил чей-то слабенький крик.
- Торанд... - прошептал работник.
- Что? - спосила Селенка.
Как-то так получилось, что её макушка оказалась под мышкой у верзилы, а стан - в кольце его лапищ.
- Меня зовут Торанд, - так же тихо сказал работник.
- Вот что, Торанд, - заявила Селенка. - Я пойду домой городской дорогой, а ты ступай, как шёл, полями.
- Хорошо... господинка... светлая велла... - забормотал вконец сконфуженный Торанд. - Прошу извинить... простить...
- Помиловать, - ехидно подсказала Селенка.
- Помиловать... - послушно отозвался Торанд и почему-то совершенно разонравился Селенке.
Она пошла вперёд, но остановилась. Подумала, сняла шаль и протянула её Торанду, который стоял недвижно и печально смотрел вслед Селенке.
- Это для твоей матушки, - сказала она.
3
Конечно, Селенка проспала всё утро. Сквозь сон слышала звуки, похожие то на крик, то на плач. А очнулась под пение рожка стражников и конский топот. Дом был пуст, только заплаканная кухарка притулилась возле холодной печи.
Она-то и поведала страшную весть: сестрицы Витольда и Мелинда исчезли прямо из кроватей, матушка Аглая свалилась без чувств и до сих пор пребывает в этом состоянии в своей спальне. Схвачен работник, который обычно помогал конюху. У него нашли шаль из пуха, принадлежавшую Мелинде.
Селенка похолодела: так вот кого несли в мешках чёрные всадники, вот чей крик слышала она...
Но при чём здесь Торанд?.. Селенка ринулась в матушкину спальню. Аглая лежала, покрыв лицо мокрой салфеткой и так жалобно вздыхала, что у Селенки чуть не разорвалось сердце.
Она подняла крик, вывалив всё разом: про ночную прогулку к мызе, встречу с Торандом, отданную для старушки шаль, которую в свою очередь накануне получила в подарок от Мелинды. И ещё про то, что нужно седлать коней, мчаться вслед за похитителями. Да она сама поскачет во главе отряда! А когда настигнет чёрных всадников, то им не поздоровится. Самое главное -- были бы живы-здоровы сестрицы.
Селенка остановилась только тогда, когда заметила, что багровая, как переспевший помидор, Аглая уселась в постели и широко открыла рот, но не может сказать ни слова.
И уж лучше бы Селенке никогда не слышать того, что изверглось из Аглаиного рта, когда матушка обрела способность говорить.
А потом Селенка очутилась запертой в гладильне, потому что в ней не было окон и пособница похитителей, зловредный подкидыш, бессердечная и неблагодарная мерзавка не смогла бы сбежать.
Видеть почти готовые наряды сестричек было тяжелее, чем вспоминать слова Аглаи. Через три дня зашумит, забурлит весь город: бал господинок! Только не мелькнут в танцах ни розовое, ни золотистое платье из грандопольских тканей... Где-то сейчас добродушные, смешливые сестрицы?.. Поди, не обсыхают их глаза, если они, конечно, ещё живы...
Прошло много времени, прежде чем кухарка, прятавшая глаза, внесла кувшин и краюшку ржаного хлеба. А потом пришёл Геройт и... не стал обвинять Селенку, только попросил: "Верни дочек". Удалился, пряча слёзы в красных опухших веках.
Селенка так и закипела от негодования, но потом поостыла. Наверное, и она бы на месте Аглаи и Геройта сочла, что у разбойников были пособники -- Торанд и Селенка. Кто, как не распутная сообщница, будет гулять по ночам? Такая запросто сможет выдать сестёр похитителям.