Когда я уехала в командировку, Славик слезно попросил Валерку уступить ему на субботу квартиру. Он поклялся, что вот-вот купит новое жилье и поговорит с Вероникой, тем более, Ирочка уже на третьем месяце. Валерка – добрая душа – конечно же, сжалился, а тут нагрянула я… Сам Валера ночевал у Ивахненок под предлогом, что к моему приезду дома покрасил батареи, поэтому надо квартиру проветрить…
Меня раздирали противоречивые чувства. Я жалела Верку, но прекрасно знала, что мужа своего она за эти годы просто замордовала. К тому же, у Вероники давно был постоянный любовник по имени Орланд. Встречались они «наездами», но Верка мне неоднократно говорила, что если бы не ее тюфяк-муж, уже давно бы все бросила, оставила свой бизнес на надежных людей и уехала к своему Орланду в Ригу. Тем более, Орланд не был, мягко говоря, олигархом, и Верке было в кайф чувствовать себя благодетельницей. Естественно, кроме нас с Наташкой Ивахненко, об этом никто больше не знал, и я не могла так уж сильно осуждать несчастного, запутавшегося в своих женщинах Колосова.
С другой стороны, моя теория очередной раз замечательно подтверждалась, и то, что на месте Колосова не оказался мой муж – пока чистая случайность…
Мы сидели уже совсем душевно, но тут я вспомнила про Илону, и меня прошиб холодный пот. Боже, моя бедная сестра! Сейчас она, наверное, обзванивает все морги и больницы и дает ориентировку в милицию! Я же, как ушла, так ей ни разу не позвонила!
В ужасе схватилась за телефон, но у Илоны было постоянно занято – как и следовало ожидать. На мобильном у нее еще в прошлом месяце закончились деньги, и с тех пор она привыкла быть для всех «недосягаемой». Я носилась по квартире, заламывая руки, пока Валерка меня не тормознул и не потряс перед носом ключами от Славкиной машины – совсем так же, как недавно это сделала я перед носом Ирочки (наша «ласточка» стояла в гараже довольно далеко от дома).
У троицы дружков были доверенности друг другу на все их автомобили, поэтому через двадцать минут я уже тарабанила в дверь сестриной квартиры. Из квартиры доносился какой-то гул, и когда нас впустили, глазам представилась дикая картина: Илона, закатив глаза, полулежала в кресле с мокрым полотенцем на лбу, а вокруг нее суетились: а) Владик, б) пожилой ухажер, в) друг детства, г) бывший муж, д и е) двое сыновей и ё) любвеобильный сосед по площадке. Все это мужское население носилось по квартире, изображая Броуновское движение, а Илона тихо постанывала, то и дело прикладываясь к лучшему успокоительному всех времен и народов – французскому коньяку, несколько бутылок которого стояли тут же, на сервировочном столике.
Кто нас впустил, мы так и не поняли, но когда вошли, то нестройный хор мужских голосов на минуту стих, и в полной тишине раздался вопль моей сестры:
– Мариночка… живая… и эта скотина тоже… Слава Богу…
И она, кажется, потеряла сознание.
Броуновское движение возобновилось с новой силой, и вот уже Владик хлещет Илонку по щекам давешним полотенцем (я же своими руками уносила его в корзину с грязным бельем!..), бывший муж наливает новую порцию коньяка, пожилой воздыхатель валится в другое кресло с собственным сердечным приступом, друг детства сосет «успокоительное» прямо из горлышка второй бутылки, а дети с воплями припадают к материнским коленям… Именно в этом месте должен быть занавес, так как на нас с Валеркой все равно никто не обращал внимания.
Мы ушли на подозрительно чистую кухню (ах да, я же сама ее утром выдраила), устроились за столом и посмотрели друг на друга. Слова были не нужны. Глаза мужа говорили: «Какая же ты дура, и теория у тебя дурацкая. Я ведь тебя люблю по-настоящему, и мне никто, кроме тебя, не нужен. Ну сама подумай – какое, даже самое молодое и красивое в мире тело, заменит твое – родное и знакомое до последней родиночки, которые я тысячи раз каждую перецеловал?.. Почему все обязательно должны вписываться в твою теорию – это ведь только ТЕОРИЯ, ТЕОРЕМА, которую нужно доказать, а не АКСИОМА, которую доказывать не нужно… Когда же ты у меня, наконец, поумнеешь, горе мое ненаглядное…».
А я ему отвечала: «Да-а-а, а сам Славку покрывал, значит, допускаешь вероятность, что и тебе когда-нибудь помощь понадобится»… – «Ну у тебя и логика!..» – «Но я ведь – женщина, поэтому и логика и меня – женская»… – «То есть никакой»… – «Сам такой»…
Так мы и беседовали глазами, пока на кухню не ввалилась пьяная в стельку сестра. Она замахнулась мощным локтем на Валерку, меня крепко облобызала и с грохотом села мимо табуретки. Половина мужчин, имеющихся в доме, бросились девушку поднимать, половина – наливать ей коньяк, пока я, наконец, не отобрала у всех бутылки (такое впечатление, что каждый пришел со своим «Мартелем»).