После Илонки в ванной было как в джунглях в сезон дождей – даже зеркало никак не хотело протираться, снова моментально запотевая. Я с удовольствием приняла душ, вымыла волосы, уложила их феном. Своим отражением осталась вполне довольна: несмотря на переживания и бессонную ночь (в поездах спать не умею), выглядела я свежей и даже отдохнувшей.
Надо полагать, любовнички выберутся из постели и из квартиры еще не скоро, так что времени у меня было навалом. Мы с Илонкой готовили обед, обсуждая мужиков вообще и Валерку в частности, причем ничего хорошо они в свой адрес, естественно, не услышали бы, находись где-нибудь за стенкой. Я размышляла о том, как буду жить одна, Илона переживала за Аришку – вдруг 14-летний ребенок неадекватно воспримет новость о разводе…
– Знаешь, дорогая, я не собираюсь уподобляться тем слабым женщинам, которые прикрывают свою неспособность устроиться в жизни заботой о детях, – рассуждала я, нарезая овощи для вегетарианской солянки. – Кто это придумал, что ребенку будет хорошо в семье, в которой папа с мамой тихо ненавидят друг друга и брезгуют ложиться в одну постель? Это же абсурд! У моей дочери будет счастливая самодостаточная мама и счастливый независимый отец, которому не нужно лгать и изворачиваться!
– Насчет отца не знаю, но ты уверена, что мама этой девочки будет такая уж счастливая? – ехидно спросила сестра. – Что, если она начнет выть ночами в подушку, а на работе появляться с опухшей от слез физией? А через полгода скажет: «Да пусть он трахается, где хочет и с кем хочет, лишь бы домой иногда приходил…»?
Я просто задохнулась от возмущения, потому что в глубине души именно этого больше всего на свете и боялась. Да, на словах все выглядело стройно и гладко, но представить тоскливые вечера без Валерки в его любимом кресле… Господи, да как же теперь жить-то?!
И вот тут я первый раз за этот жуткий день зарыдала. Оплакивала свою бабскую долю, свою так нелепо оборвавшуюся счастливую семейную жизнь, свое будущее одиночество, неприкаянную старость… Представила в красках, как буду сидеть в том самом Валеркином кресле, и некому мне будет принести чашку чая с бутербродом утром в постель; никто не сделает массажик, когда устанет спина за компьютером; никто не разомнет ножки после целого дня на высоких каблуках…
Как попали в старость высокие каблуки, я, конечно, тогда не думала, но, мама дорогая, как же я без Валерки-то?!..
Илонка бегала вокруг меня как встревоженная квочка. «Новопасситом» больше не баловалась, схватилась было за полотенце, но я решительно не позволила себя им обмахивать и, не забывая горько рыдать, отнесла жуткую тряпку в ванную. Других седативных средств у Илоны не нашлось, и она неожиданно составила мне компанию, принявшись скулить в голос.
А что, ей тоже было по чему плакать: муж бросил одну с детьми, ушел к молодой… Впрочем, я бы на ее месте так не убивалась, потому что живет она сейчас как у Христа за пазухой, но, с другой стороны, была очень благодарна сестре за моральную поддержку. Так мы с ней на пару и голосили, каждая о своем, пока в дверь не позвонили…
Резко замолчав, мы вопросительно уставились друг на друга. Илонка выглядела ужасно: нос покраснел и распух, глаза превратились в щелочки, лицо пошло бурыми пятнами, а в губы словно закачали пол-литра силикона… Думаю, я выглядела не лучше.
Метнувшись к двери, Илона долго прыгала возле глазка, но, видимо, ничего не могла рассмотреть. Неуверенным голосом спросила:
– Кто?
– Конь в пальто! – донеслось с лестничной площадки. – Открывай, птица моя!
Илона беспомощно оглянулась на меня:
– Ой, Марин, это Владик… Я совсем забыла… Мы договорились… Может, ты погуляешь пока? Ну, там, по рынку – тебе ничего не надо купить?..
Куда девались Илонкины мощь и напор! Передо мной стояла жалкая и напуганная баба, забоявшаяся своего мужика. Конечно, появись сейчас пожилой воздыхатель или даже муж, Илона вела бы себя совсем по-другому. Но своему малолетнему любовнику Владику она прощала все, даже жвачку на дверном глазке, – любимое развлечение недоразвитого тинейджера…
Сестра знала, что Владика я, мягко говоря, недолюбливаю, поэтому и отправила меня на время восвояси. Вот она, подлая женская натура: ради любовного свидания выставлять родную сестру со свежей душевной раной за порог! Но я не могла обижаться на непутевую родственницу, поэтому, пока Илона запускала в квартиру Влада, схватила свою дамскую сумочку и шмыгнула в ванную, где постаралась привести себя в порядок.
От былого великолепия не осталось и следа: глаза и нос покраснели, волосы уныло повисли. Но выхода у меня все равно не было, поэтому я густо напудрилась, в Илонкиной спальне переоделась и, сухо кивнув изумленному Владику, развалившемуся в гостиной на диване, гордо прошествовала по направлению к двери…