В докладе о принципах американской политики в отношении СССР я выдвинул четыре основных тезиса:
— Коммунизм по своей сути — учение экспансионистское. Его экспансионизм спадет, если только система
рухнет или, по крайней мере подвергнется глубокому реформированию.
— Сталинистская модель… в настоящее время стоит на пороге глубокого кризиса, вызванного хроническими экономическими неудачами и трудностями в результате чрезмерной экспансии.
— Наследники Брежнева и его сталинистские аппаратчики со временем, вероятно, расколются на фракции «консерваторов» и «реформаторов», причем последние будут добиваться определенной политической и экономической демократизации.
— В интересах Соединенных Штатов способствовать развитию реформистских тенденций в СССР путем двоякой стратегии: поддерживать реформаторские силы внутри СССР и поднимать цену, которую Советский Союз должен будет заплатить за свой империализм[48].
На обложке доклада Рейган написал: «Очень обоснованно». Это эссе было передано Тони Долану, одному из главных составителей речей в Белом доме, и оно стало теоретической основой для знаменитой лондонской речи Рейгана в июне 1982 года.
Мой подход совершенно противоречил стандартной американской политике по отношению к СССР в период «холодной войны», основанной на поведенческой психологии: наказывать за агрессию и поощрять хорошее поведение, но тщательно избегать вмешательства в дела самого режима. С моей точки зрения, такой подход был тщетным, потому что, как я уже отмечал выше, именно система подталкивала Советский Союз к агрессии. А раз так, мы должны были делать все, что в наших силах, чтобы изменить систему, главным образом политикой экономического давления и энергичной программой вооружений. Первое вынуждало бы Москву реформировать свою командную экономику, а второе должно было показать ей бесполезность попыток достигнуть военного превосходства над нами.
Политика сдерживания, которая оставалась краеугольным камнем американской политики по отношению к Советскому Союзу, уже давно изжила себя. Она предполагала противодействие советской территориальной экспансии, чтобы создать внутреннее давление, которое со временем приведет к переменам. Этот подход был явно старомодной концепцией, потому что империализм рассматривался в традиционном территориальном плане, как военная экспансия Советского Союза, подобно нацистской Германии. В действительности с 1917 года коммунисты придумали целый набор инструментов завоевания, среди которых непосредственно военные действия были лишь одним из средств и далеко не самым важным. Вторжение в Афганистан в 1979 году было первым примером после неудачного вторжения в Польшу в 1920 году, когда Советская армия была использована в мирное время в целях экспансии. Излюбленным методом коммунистов была работа изнутри, путем политической подрывной деятельности и создания экономической зависимости. После того как Китай был захвачен коммунистами в 1949 году, политика сдерживания утратила свою действенность. За годы, последовавшие за этим, Москва преодолела наши преграды и создала зависимые от себя режимы на каждом континенте: в Африке это были Эфиопия, Ангола и Гана; в Азии — Северная Корея и Северный Вьетнам; в Центральной Америке — Куба, Чили и Никарагуа. Ни в одной из этих стран Москва не устанавливала свою гегемонию военными средствами. Как показала наша неудачная война во Вьетнаме, остановить коммунистическую экспансию военными средствами было невозможно, так как метастазы коммунизма распространялись по всему миру. Следовательно, было безнадежным предприятием пытаться предотвратить его дальнейшее распространение на периферии; нужно было нанести удар в самое сердце советского империализма, по его системе.
Но эта точка зрения оставалась невысказанной, потому что Госдепартамент положил под сукно свои тезисы и проигнорировал мои. 5 марта 1982 года я написал Кларку, что не стоит и надеяться на то, что мы сумеем добиться поддержки союзников в нашей жесткой политике по отношению к советскому блоку (которая в то время включала санкции), если мы не сумеем ясно объяснить ее суть. Я процитировал слова из недавней речи французского министра торговли Мишеля Жубера, который сказал: «Вы просите нас отправиться вместе с вами, но не говорите, куда мы направляемся и куда этот путь нас приведет». Для того чтобы ответить на этот вполне резонный вопрос, я предложил разработать Директиву по национальной безопасности в отношении Советского Союза, в которой содержалось бы теоретическое обоснование важной речи, которую президент должен был произнести во время своего визита в Европу в июне. Кларк дал согласие на то, чтобы я сформулировал основные положения для этого документа. Первый вариант текста был готов 10 марта, но надежда на то, что директива будет готова к концу апреля, была нереалистичной, главным образом из — за сопротивления Госдепартамента. 23 марта Пойндекстер сказал мне, что мои «Основные положения» поднимут шум в Госдепартаменте. Он предложил отложить их в сторону и вместо этого вытереть пыль с доклада Госдепартамента прошлого года «Восток — Запад» и вставить туда некоторые из моих идей. Стремясь избежать конфликта с Госдепартаментом, Кларк принял это предложение, но из затеи ничего не вышло, потому что было невозможно внести изменения в старый доклад. В записке к Кларку я писал:
48
Намного позже, в 1999 году я узнал, что подобные мысли и рекомендации были высказаны Эммануилом Тоддом в книге «La Chute finale» (Paris, 1976).