Я выполнил мою часть работы, одновременно неся всю преподавательскую нагрузку в университете. Я читал лекции и вел семинар в первой половине недели, а вторую половину проводил в Вашингтоне. Всего в период с 25 августа по 23 ноября команда «Б» провела десять заседаний. Я проанализировал тексты прошлых оценок ЦРУ.
чтобы выявить какие — либо невысказанные предположения, оставив оценку развертывания советских вооружений своим более сведущим коллегам.
5 ноября две команды, заранее обменявшись черновиками, встретились в штаб — квартире ЦРУ в Лэнгли, что в конечном итоге переросло в напряженное противостояние. ЦРУ выставило в команде «А» молодых аналитиков, тогда как наша команда состояла из зрелых и опытных политических и военных деятелей. Это встреча была неравным боем лейтенантов против генералов. Несправедливая хотя бы по своему формату, она обернулась катастрофой для ЦРУ, так как наши люди просто разнесли в пух и прах критику нашего предварительного доклада. 2 декабря команды «А» и «Б» представили свои материалы в Президентский консультативный совет по внешней разведке: материалы команды «А» были серьезно исправлены по сравнению с черновиком месячной давности. Произошло ли это по настоянию Буша или под воздействием наших аргументов, я затрудняюсь сказать. Отредактированный вариант доклада команды «А» подчеркивал стремление СССР достичь способности к победоносной войне не как теоретическую возможность, как в первом варианте, а как реальность[5]. Наш же доклад был более бескомпромиссным, и Клэр Бут Лус позже рассказала мне, что, после того как мы вышли из комнаты, группа некоторое время продолжала сидеть в звенящей тишине, настолько все были поражены приведенными мною от имени нашей команды доводами, о справедливости которых они давно догадывались, но никто их раньше им не приводил.
Наш итоговый доклад, представленный в декабре, состоял из трех частей. В первой части, подготовленной мной, предыдущие стратегические оценки ЦРУ были подвергнуты методологической критике. Написанная отдельными членами команды вторая часть состояла из анализа десяти советских систем вооружения. Последняя часть, составленная всем коллективом команды, содержала наши выводы и рекомендации.
Общий вывод заключался в том, что оценки ЦРУ «существенно искажали мотивацию советских стратегических программ» и как следствие «имели последовательную тенденцию недооценивать их интенсивность, размах и скрытую угрозу»[30].
Такое непонимание вызвано в значительной мере опорой на так называемые технические данные, то есть собранные техническими средствами. В результате наметилась тенденция интерпретировать эти данные, основываясь на базовых американских принципах, в то время как значительная часть субъективной информации о советских стратегических концепциях была неправильно понята или ею пренебрегали. Неспособность принимать во внимание и правильно оцененивать такие субъективные источники данных привела к тому, что национальная разведка не исследовала комплексно советские общеполитические планы, которые определяли и объясняли советские стратегические цели. Однако поскольку политический контекст не мог быть опущен полностью, аналитики национальной разведки взяли за привычку вводить в ключевые оценки ведомственных отчетов субъективные суждения оценок, основанные на «зеркальном отражении», то есть на приписывании советским руководителям, принимающим решения, таких форм поведения, которых можно было ожидать от их американских коллег при аналогичных обстоятельствах.
В докладе подчеркивалось, что советские лидеры мыслили не категориями полных противоположностей, характерных для нашей культуры (например, война и мир, конфронтация и разрядка и т. д.), а «диалектически», то есть рассматривали их как «взаимосвязанные и взаимодополняющие понятия». Важным следствием игнорирования такого мышления было заблуждение, что Москва видела предназначение ядерного оружия исключительно в качестве фактора сдерживания и воспринимала «сдерживание как альтернативу способности вести войну, а не как дополнение к такой способности». Реальность, однако, свидетельствовала, что советские лидеры «мыслят, прежде всего, в наступательных, а не в оборонительных категориях. Они мыслят не категориями ядерной стабильности, взаимного гарантированного уничтожения или стратегической достаточности, а категориями эффективной способности вести войну. Они считают, что вероятность всеобщей ядерной войны можно уменьшить, наращивая свои собственные стратегические силы, но ее невозможно совершенно исключить, а следовательно, необходимо быть готовым и к такой войне, как если бы она была неизбежной, а также быть готовым и нанести удар первыми, если ее неизбежность становится очевидной».