Вскоре после победы Рейгана на выборах Аллен назначил меня в переходную администрацию, в Госдепартамент, где мне было поручено заниматься европейскими делами, включая Советский Союз. Это был самый большой и важный региональный отдел Госдепартамента со штатом работников более чем 3000 человек. За работу мне платили один доллар. В этой должности я опрашивал различных чиновников об их обязанностях и проблемах, начиная с помощника госсекретаря по делам Европы и ниже. Ричард Перл, также служивший в переходной администрации, посоветовал мне не относиться слишком серьезно к моим обязанностям, потому что все равно никакого толка от нашей работы не будет, и оказался прав. Сошлюсь на одну конкретную рекомендацию, которую, как мне казалось, я должен был подготовить по поводу разделения Европейского отдела, так как мне представлялось нереалистичным требовать от одного человека в должности помощника госсекретаря, чтобы он занимался изо дня в день делами наших европейских союзников и одновременно отношениями с нашим противником — Советским Союзом и его сателлитами. Мои опросы показали, что помощник госсекретаря по европейским делам тратил девять десятых своего времени на отношения с союзниками. Поэтому я предложил создать отдел стран коммунистического блока, по крайней мере на время, пока этот блок существует. И, кроме того, рекомендовал назначить специального координатора по советским делам. Информация об этом тотчас же просочилась в прессу, как я подозреваю — с подачи персонала Европейского отдела, который был обеспокоен перспективой уменьшения полномочий. Анонимный представитель Госдепартамента заявил прессе, что он и его коллеги были против моего предложения, потому что они не желали «институционализировать “холодную войну”». «Вашингтон пост» опубликовала мерзкую статью, высмеивающую мое предложение, приписывая его моему стремлению стать «царем» советской политики Рейгана.
Нового госсекретаря Хейга я уже встречал раньше, в мае 1979 года, в городе Касто в Бельгии, где по его приглашению выступил с речью в Штабе верховного главного командования объединенными вооруженными силами НАТО в Европе. В то время он произвел на меня впечатление человека сердечного и уравновешенного. Один человек, который тогда его хорошо знал, сказал, что он обладал «ледяным самообладанием». Но потом он перенес операцию на открытом сердце, что, насколько я понимаю, может глубоко изменить личность. Во всяком случае, когда утром 22 декабря 1980 года в первый день пребывания Хейга в должности нас собрал глава переходной администрации Роберт Г. Ньюман для отчета о нашей работе, Хейг показался мне совершенно другим человеком. Его глаза излучали вызов, а по губам блуждала сардоническая улыбка. Все его насмешливое выражение лица как будто говорило: «Я знаю, что у вас на уме. Даже и не пытайтесь, со мной эти штучки не пройдут». Такое выражение лица сохранялось у него вплоть до его отставки полтора года спустя.
Политолог и беженец из Вены Ньюман попросил каждого члена переходной администрации сделать сообщение не более чем на 60 секунд (!) о том, что каждый узнал нового. Так получилось, что за три дня до этого я представил отчет на 17 страницах без интервалов между строчками, подготовленный совместно с Анжело Коде- вилой, где содержались наши рекомендации. После наших кратких сообщений Хейг поблагодарил нас, а Ньюман закрыл совещание, которое продолжалось сорок минут. Когда мы направлялись к выходу, кто — то сказал: «Ну вот, нас только что уволили». Я едва мог поверить своим ушам, так как по традиции переходная администрация продолжала работать вплоть до дня инаугурации. Но оказалось, что так оно и вышло. Шесть недель, в течение которых я обследовал работу Госдепартамента, оказались напрасно потраченным временем. Согласно сообщению в «Вашингтон пост», все в Госдепартаменте были в «полнейшем восторге» от действий Хейга[23].
В этом деле Хейг демонстрировал, как и неоднократно впоследствии, что его главной заботой была не сущность региональной внешней политики, а его личный контроль над ней. Памятуя о том, как Киссинджер низвел госсекретаря до роли марионетки, он, как зверь, на которого идет охота, бился за каждую йоту того, что считал своими полномочиями, то есть всю совокупность внешней политики США. Позже стало известно, что в день инаугурации Рейгана он вручил новому президенту документ, в котором требовал, чтобы руководство внешней политикой было полностью передано ему Это требование не только нарушало конституцию, но также полностью противоречило взглядам Рейгана и стало причиной неприятностей для Хейга в дальнейшем. Рейган сразу же отверг это требование, но даже после этого Хейг не переставал считать себя центральной фигурой в сфере международных отношений. Любое притязание Совета по национальной безопасности на роль во внешней политике Хейг рассматривал как посягательство на свои полномочия, что влекло за собой бесконечные мелочные споры[32]. Его одержимость в вопросе о «вотчине» приобрела маниакальные пропорции, граничащие с паранойей.