Особенно сильное впечатление на меня произвело прочитанное в июне 1982 года донесение безымянного советского агента, очевидно, связанного с КГБ. Написанное после назначения Андропова на пост главы советского правительства донесение рисовало довольно мрачную и трезвую картину положения в стране, резко контрастировавшую с представлениями, господствовавшими в научных и разведывательных кругах США. Анонимный автор считал, что Советский Союз страдал от болезни, которую невозможно вылечить сменой руководства: исцеление требовало разрушения всей системы. Он подчеркивал растущую коррупцию и преступность, усугублявшиеся сговором между преступниками и милицией. Несмотря на то что официально велась борьба с алкоголизмом, в действительности оно потворствовало ему, чтобы держать население в покорности. Рабочие часто бастовали, а крестьяне покидали колхозы, потому что жизнь в сельской местности была невыносимой. Донесение подчеркивало значение творческой интеллигенции, особенно писателей, которые, согласно автору, желали меньше классовых антагонизмов и больше национальной гордости. В нем говорилось о нарастающем недовольстве КГБ состоянием советского общества, особенно привилегиями и злоупотреблением властью, а также о неспособности КГБ справиться с ними. В заключение автор выражал сомнение в том, что режим выдержит реформу системы, потому что такая реформа должна была бы подорвать положение партии. Все эти соображения оказались удивительно точными и пророческими.
Основываясь на анализе открытых и засекреченных источников, я писал меморандумы президенту, предложения к его пресс — конференциям, а также большинство его писем Брежневу. Время от времени я участвовал в написании его речей. В своем кабинете или за ланчем я встречался с журналистами и иностранными дипломатами. И я воевал с Госдепартаментом.
Госдепартамент и союзники
Первые полтора года правления новой администрации полностью прошли в атмосфере неослабевающего напряжения в отношениях между Советом по национальной безопасности и Госдепартаментом. Здесь приходит на ум ремарка, которую приписывают генералу Кертису Ле- мэю, начальнику штаба военно — воздушных сил. Младший по рангу офицер делал доклад, но Лемэй перебил его и сказал: «Молодой человек, прекратите называть СССР нашим врагом. Он наш противник. Наш враг — это наш военно — морской флот». Так же дела обстояли и у нас: врагом был Госдепартамент.
Работники Госдепартамента полагают себя сообществом профессионалов в области внешней политики и склонны считать всех политиков любителями, которых необходимо уговаривать или держать в узде (чаще последнее) в зависимости от ситуации. Особенно это относится к такому президенту и его советникам, которые считаются «идеологами», то есть стремятся направлять внешнюю политику к достижению конкретных целей, вместо того чтобы принимать мир таким, какой он есть. Каждый раз когда по долгу службы я направлялся в «Темное дно» (Госдепартамент), у меня было чувство, что я пришел в гигантскую адвокатскую контору, которой претила любая конфронтация с иностранным правительством и где твердо верили, что все международные разногласия можно разрешить путем умелых и терпеливых переговоров, а применение силы означает провал политики. Они не верят, что существуют непримиримые различия и не придают значения идеологии. Как хорошие чиновники, они выполняют распоряжения президента, но так же вполне способны различными средствами из арсенала бюрократов свести президентские директивы на нет. Так, например, они наотрез отказались показать Совету по национальной безопасности стенограммы переговоров Хейга с министром иностранных дел Андреем Громыко и послом Анатолием Добрыниным, что затруднило для меня правильную оценку советской позиции.
Несмотря на стремление создать впечатление, будто они непредвзятые профессионалы, чиновники Госдепартамента не забывали о своих частных интересах. 23 сентября 1980 года, когда опросы общественного мнения указывали на то, что Рейган, вероятно, будет победителем на предстоящих выборах, меня пригласили выступить с докладом о Советском Союзе перед сотрудниками Госдепартамента на «Открытом форуме» госсекретаря. Большой зал, где я прочел лекцию, был переполнен, аудитория внимала каждому моему слову. Когда я закончил, первый вопрос звучал так: «Если вы займете пост госсекретаря, кого вы назначите послами — профессиональных дипломатов или политиков?» Впервые я слышал, что кто — то прочил меня в госсекретари: очевидно, мое имя появилось в каком — то списке кандидатов. Видимо, это был очень длинный список, так как у меня не было связей с руководством республиканской партии. (Здесь стоит заметить, что согласно некоторым газетам я также числился в коротком списке кандидатов на пост директора ЦРУ[36].) Я отклонил этот вопрос, но тот факт, что посольские назначения интересовали их прежде всех других вопросов, очень показателен.
36
Кроме меня, в списке фигурировали Уильям Кейси, Дэвид Абшир, Рей Клайн и Лоренс Зильберман