Все язвы любимой советской родины проявлялись в Кировакане особенно круто: сложился собственный бюрократический аппарат, процветало воровство на всех уровнях, тысячи мужчин, лишенные женщин, пропивали заработанные немалые деньги, штурмовщина и показуха были видны невооруженным глазом. За пару месяцев до меня в городе побывал Николай Рыжков, председатель Совета Министров СССР. В фундамент одного из домов он вложил табличку "Здесь будет первый дом возрожденного Кировакана". После отъезда главы правительства "дом Рыжкова" стал привилегированным объектом. Куда в первую очередь направлялись строители, бетон, арматура. Побывал на "доме Рыжкова" и я. Кипящий там трудовой накал провинциальному журналисту был представлен как работа по новой технологии.
Об Армении писала в те дни вся центральная пресса. "Правда" рассказала о таком случае: в Ленинакане журналисты посетили новостройку, по всем показателям вышедшую в передовые. Один из газетчиков подошел к свежей кладке, дотронулся до неё и с легкостью вытащил из стены несколько кирпичей. Вдохновленный смелостью и правдивостью "Правды" (эра гласности только-только забрезжила), я написал после командировки в Армению большую статью. В ней, конечно, присутствовал и специально подмеченный комсомольский задор добровольцев-строителей, но было и многое из того, о чем поведал земляк-диспетчер Гаркуша. Обязательная тогда цензура не вычеркнула из статьи ни одного слова.
х х х
Весной 1989-го, как результат наметившегося потепления между СССР и США, состоялся совместный двухтысячекилометровый лыжно-санный переход с Чукотки через Берингов пролив на Аляску. В этой советско-американской экспедиции, получившей название "Берингов мост", участвовало 12 спортсменов, по 6 с каждой стороны. Освещать старт в Анадырь (столица Чукотки) из Москвы прибыла солидная группа наших и зарубежных журналистов. Я оказался единственным представителем периферийной, то бишь запорожской, прессы.
Трехсуточная командировка была насыщена впечатлениями: встречали прилетевший из Анкориджа (столица Аляски) самолет с посланцами Штатов (впервые после 1948 года, когда полеты через северную границу между двумя государствами прекратились); общался с членами экспедиции и местными жителями - эскимосами; читал, собирая информацию, чукотские газеты. Жили мы в непрезентабельной с виду гостинице, удивившей теплыми номерами и наличием в небогатом ресторанном меню вареных яиц, начиненных красной икрой. Время, напомню, было довольно бедное. Обычное туалетное мыло, к примеру, на "материке" попало в разряд дефицита. Здесь его оказалось валом, поэтому купил сразу 10 кусков, чем дома очень жену порадовал. Тогда же в одном из гастрономов Анадыря услышал фразу "одно первое, два вторых". В стране действовала талонная система продажи алкоголя, жителям Чукотки в течение месяца отпускали не больше одной бутылки ликероводочных изделий первой группы (водка, коньяк) и двух бутылок второй группы (вино). Мы, журналисты, пили водку, которую привезли с собой.
Самое же серьезное событие случилось на обратном пути в Москву, через 15 минут после того, как наш "ИЛ-62М" взмыл в небо. На высоте 2300 метров один из четырех авиадвигателей отказал. Я сидел возле иллюминатора и видел, как струя топлива, вырвавшись вдруг на волю, стала хлестать на левое крыло самолета. На трех двигателях лайнер 45 минут ходил кругами, сжигая и сбрасывая десятки тонн горючки, наличие которой при экстренной посадке чрезвычайно опасно. Когда сели на аэродроме того же Анадыря, самолет окружили красно-белым кольцом пожарные машины и кареты "скорой". Обошлось без последствий, через сутки с тем же экипажем мы возвратились в Москву. Но эмоции, пережитые на неисправном борту, помню. Их хорошо описал корреспондент "Комсомольской правды" Володя Козин в репортаже "Борт 86449: прошу вынужденную..." ("КП" от 7 марта 1989 г.). С Володей в гостинице "Чукотка" жили в одном номере, в самолете сидели рядом. Когда заглох двигатель, успокаивал коллегу рассказом о том, что мне в свое время была предсказана судьба, не связанная с авиакатастрофой. Володя отшутился: "Сядем удачно, напишу об этом в газете. И твои слова приведу". Не привел. А я не соврал ему. Очень-очень давно девочка-одноклассница по имени Венера, по национальности ассирийка, внимательно рассмотрела мою ладонь, после чего сказала: "Жить будешь долго, но в 50 лет тяжело заболеешь". Пока все сходится: в 49 с хвостиком у меня нашли онкологию, прооперировали. Живу.
х х х
Разбираю домашний архив. За каждой газетной вырезкой - свой сюжет, черты тогдашнего времени. Сотни вырезок "вобрали" всю мою жизнь. Вот публикация четвертьвековой давности из "Комсомольця Запор╕жжя" за 7.4.90 г. Название - "Як вчител╕ взуття д╕лили". Рубрика - "На жаль, сучасна ╕стор╕я". Первый абзац: "Перед╕ мною невеличкий пап╕рець, под╕бних якому в Запор╕жж╕ тисяч╕. Та колись, можливо, створюючи музей ╕стор╕╖ розвинутого соц╕ал╕зму к╕нця двадцятого стол╕ття, в╕н перетвориться в ун╕кальний експонат - св╕доцтво досягнення у справ╕ приниження людсько╖ г╕дност╕. Це - талон на отримання одн╕╓╖ пари взуття одн╕╓ю людиною. Талон дали мен╕ як доказ дикого випадку, що трапився 23 березня з педколективом допом╕жно╖ школи-╕нтернату ╧ 2 у прим╕щенн╕ середньо╖ школи ╧ 60".
Дальше пишу о том, что на фирме "Обувь" директор одной из школ получил 220 пар импортной обуви, чтобы распределить её среди учителей. Но перед этим хотел спрятать 20 пар, в чем его коллеги и уличили. Пишу, как учителя интерната на глазах у детей дрались и ругались с педагогами другой школы. Как заведующий районного отдела народного образования "отмазывал" директора, утверждая, что его оболгали, а сам директор угрожал мне прокуратурой.
Подобные унизительные дикие ситуации происходили в просвещенной стране не так уж редко. Тотальным дефицитом продуктов и самых необходимых товаров (обувь по талонам лишь частный случай) запомнились последние годы жизни СССР людям моего поколения. В январе 91-го в Запорожье пришли автоколонны с гуманитарной помощью сначала из Оберхаузена (Германия), потом из Линца (Австрия). Впервые! Привезли детское питание, одноразовые шприцы, одноразовые хирургические перчатки, другой остродефицитный мединвентарь. Все это у городов-побратимов попросил наш горисполком. Уже по своей инициативе "капиталисты" собрали тысячи пакетов с едой для престарелых и многодетных, машину игрушек и новой детской одежды. Всю гуманитарную помощь в Запорожье распределили публично и гласно между теми, кто в ней нуждался.
Но город захлестнула волна эмоций. Людей с обостренным чувством национального достоинства "заграничные подачки" унижали, малоимущие, пусть и гордые, принимали поддержку с чувством неловкости и сдержанной благодарности. Нашлись среди горожан и просто практичные, потребовавшие своей части гуманитарки за то, что их родителей во время войны угнали в Германию. Я подробно писал об этом в "Запор╕зьк╕й С╕ч╕", где был тогда замредактора. Вот цитата из репортажа за 23.1.91 г.: "Опасался двух вещей: отечественного позорного столпотворения и смакования австрийцами наших трудностей (предупредили ведь, что будут снимать на фото и видео). Искренне рад, что дважды ошибся. Приглашения были разосланы семьям заранее. Люди подходили, становились в недлинную очередь, без суеты получали посылки. Кто с улыбкой, кто более сдержанно, благодарили. А вот что сказал доктор Г. Альфезамер, комендант гуманитарной автоколонны: "Наши люди хотят знать, куда конкретно попали вещи, купленные на их деньги. Только для этого мы снимаем, а не с целью унизить вас. Гарантирую, что съемка не имеет отношения к политике и пропаганде".