Девушка отшатнулась, так, как будто её ударили по лицу. Она попятилась назад, упала на пол и стала быстро пятиться, пока не уперлась в кровать, под которую и забилась. Через секунду девушка начала плакать, всхлипывать, бормотать что-то неразборчивое.
«Да что он с ней сделал?», — подумал я. Страх потихоньку начинал уступать место жалости.
— Катя, я убил его! — сказал я, подходя к кровати. — Он больше тебя не обидит. Никогда. Ты в безопасности.
Но девушка не слушала меня. Она продолжала плакать и тихо причитать.
Раздавшийся позади сигнал и последовавший за ним щелчок магнитного замка оповестил о том, что дверь открыта. Я секунду помедлил, но все-таки вышел из камеры.
— Игнат, это феноменально! — Док пожевал дужку очков. Он возбужденно жестикулировали и вообще был на взводе. — Носитель проявляет неконтролируемую агрессию только в начале адаптационной фазы инкубационного периода…
— И что это нам дает, Валентин Петрович? — лицо Игната было напряженным, он ловил каждое слово наставника.
— Игнат, если будут восстановлены социальные навыки, если после адаптации вируса одержимость насилием уйдет… тогда мы сможем создать целое поколение уберов с иммунитетом. Да что там, — Док встал с потертого кожаного кресла и начал возбужденно ходить по кабинету, от одной стены к другой, глядя себе под ноги. Бледное лицо начало наливаться румянцем, Валентин Петрович раскраснелся. Амбиции этого человека однажды погубили цивилизацию. Побочные продукты его работы послужили материалом для создания смертоносного вируса, погубившего миллиарды жизней. Самое страшное, что ученый до сих пор не мог разобраться в принципе его действия. Нет, сначала вирус ведет себя как нитевидный — за короткий промежуток времени он убивает носителя, лекарства нет… Но механизм пробуждения до сих пор вызывает недоумение ученого. Это противоречит всем законам мироздания. Но это реальность. Теперь амбиции Дока требовали все исправить.
— А зачем создавать новых уберов? — Игнат не разделял восторга ученого. — Вы представляете, что начнется, если люди получат такую силу? Сейчас их сдерживают царствующая за пределами баз нежить. По крайней мере, они уверены, что снаружи им слишком опасно. Нам даже приходится сокращать численность искателей искусственно… Просто, если люди перестанут жить в страхе, если начнут спокойно, открыто передвигаться, не боясь того, что их сожрут или инфицируют — начнутся новые войны за территорию!
— Мы не позволим этому случиться, — возразил Док.
— Кто мы, Док? Уберы перестанут иметь преимущество в силе, в скорости, в регенерации. Да тот мутант, которого застрелил Сергей, расшвырял группу Бера, как котят. Он был быстрее и сильнее. А если таких будет десяток, сотня, тысяча?..
— Ты забываешься, Игнат… И твое мнение здесь — не решающее… Если ты думаешь…
— Да как вы не понимаете, Валентин Петрович, — перебил помощник ученого. — Такую силу абы кому доверять нельзя. Можно ведь начать с малого, выбирать тех, кто достоин. Тех, кто будет полезен нам…
— А кто будет заниматься селекцией? Кто будет назначать избранных, обрекать остальных людей на жалкое существование и вечный страх?
Игнат несколько секунд молчал, глядя в глаза Доку. Валентин Петрович спокойно выдержал взгляд помощника.
— Не знаю, что на меня нашло, — сказал убер, опуская глаза.
Когда помощник вышел, Док снова уселся в свое кресло и закурил. В окно стучался осенний дождь, полуденное солнце скрылось за тучами, но унылая погода не могла испортить ученому настроение. Поглощенный мыслями о предстоящих свершениях, он был по-настоящему счастлив. Неважно, сколько жертв, таких как этот искатель Сергей, падет на пути к светлому будущему. Цель оправдывает средства. Док привык распоряжаться расходным материалом с легкостью, не экономя. Верные ему во всем уберы даже не подозревали, сколько экспериментальных групп было на самом деле, до того, как ему наконец-то удалось создать идеальных воинов. Сколько их было: безумных от боли, слабых, гниющих заживо… Док никогда не считал — он даже не думал о них, не вспоминал. Великие дела требуют великих жертв.
Еще, Док был рад тому, что теперь найден новый источник для создания совершенных солдат — мутировавший штамм. Материалы для создания вакцины давно уже закончились, достать их было негде, так что последний убер был создан пять лет назад.
Валентин Петрович затушил окурок и отправился в лабораторию. Ему предстояло много работы.
— Ублюдок! — я был вне себя от ярости. Гнев просто сводил меня с ума. Соображай я что делаю, вряд ли бы бросился на убера с кулаками. — Пи…р, му…к!!! Какого х… ты это сделал?
— Серега, ты че? Мне сказали забрать тебя.
Я прыгнул с места и попытался стукнуть Зевса в челюсть — но куда мне тягаться с убером в реакции. Он просто уклонился и легонько отвел мою руку в сторону. От этого «легонько» я потерял равновесие и растянулся на линолеуме, которым был покрыт пол.
— Сука ты, Зевс! — я шмыгнул носом.
«Блин, да я же сейчас расплачусь от обиды, — подумал я со злостью. — Как баба… Ну нет, суки, не дождетесь».
— Серег, я не знаю, что там у тебя стряслось, но я тут ни при чем, — продолжал оправдываться Зевс. — Мне сказали, чтобы я встретил тебя здесь и проводил в казарму…
— Проводи меня к этому пи…ру Доку! — огрызнулся я, поднимаясь с пола.
— Заткнись! — Зевс сделал жуткие глаза. То есть на самом деле жуткие — взгляд убера меня напугал. — Ты что, совсем сдурел? Док здесь — царь и Бог. Он сделал нас такими, какие мы есть, поэтому мы живем не так как остальные люди. За такие разговорчики тебе здесь быстренько голову открутят. В прямом смысле — возьмут и открутят. Хорошо, что это я услышал, а ни кто другой…
— Это че, типа ты Доку не так уж и предан? — съязвил я, отряхивая пыль с одежды.
— Серега, ты слишком много думаешь… Советую тебе, по-дружески, с этим завязывать. Лучше расскажи, что там у тебя приключилось.
— Р-р-р-р, — Дима не хотел говорить, предпочитая сложным звукам простое и понятное рычание. Скорее всего, было еще слишком рано заставлять пасынков думать, но расслабляться им Шнырь не давал.
— Скажи еще раз, — сказал он с нажимом. Голос бывшего попрошайки все еще отдавал звериными нотками, но, все же, теперь больше походил на человеческий.
— Отец, — прохрипел пасынок и отвернулся, всем своим видом показывая, что устал от нудных упражнений. Арсен уже во всю охотился, а ему приходилось сидеть тут и учиться.
— Хочу… охота… — прорычал он, заслышав вдалеке собачий визг.
— Ладно, иди к брату, — разрешил Шнырь.
Обучение давалось пасынкам с трудом. Они предпочитали жить инстинктами и вели себя как зверята — носились за собаками, таскали домой крыс, издевались над беспомощными мертвяками, отрывая им конечности.
Сам Шнырь довольно быстро подавил в себе безмозглого зверя, научился думать почти так же, как раньше. Видимо потому, что был старше. Пасынкам же было не больше двадцати лет.
«Ну ничего, — подумал Шнырь, наблюдая за тем, как братья загоняют перепуганную псину в тупик и медленно обступают жертву с флангов. — Я заставлю вас думать. Мне не нужны тупые животные…»
Собака попыталась прорваться — рванула между братьями, но Дима ухватил несчастное животное за заднюю лапу и дернул вверх. Собака затрепетала, забилась, выгибая худую, с торчащими под кожей позвонками, спину, пытаясь цапнуть обидчика. Дима перехватил животное за шею и с силой сдавил. Арсен поддержал брата одобряющим смехом, в котором было больше утробного рычания, нежели самого смеха.
Глава вторая. Отступники