– Стариков, – ответил отец Григорий, сглатывая слёзы. – Они уж пожили, а она молодка совсем. Не жила ещё. Пожалей ты её, Петро. Не губи.
Заколебался было Стрелец, но отец Григорий себе на беду продолжил.
– Она как наестся, как прежде становиться, в разум входит. Петро!
Стрелец выстрелил. Кромешница завопила так, что заложило уши. В её чёрном одеянии прорезалась кровавая рана. Но она устояла и двинулась на обидчика.
– Аннушка! – отец Григорий вскочил было, но Стрелец пинком отбросил его назад. То ли удар оказался слишком сильным, то ли силы священника оставили, но отец Григорий рухнул и, подобно деду Харитону, засеребрившись, растаял.
Кромешница вновь завопила, хотя и не с прежней силой. Движения у неё оставались быстрыми, но уже лишёнными неуловимости. Стрелец вынул топор из-за пояса.
– Огня! – заорал он.
Васька схватился за догорающую жагру, но не успел. Стрелец рубанул, кромешница, сделав рывок в сторону, ушла от удара, а потерявший равновесие Стрелец, зашатался. Но на землю он не упал – потерявшийся на миг разум не удержался. Стрелец последовал путём отца Григория.
Кромешница, озираясь, заковыляла к телу деда Харитона.
– Ухходи! – прошипела она Ваське. – Он мой!
Васька замотал головой. С ним что-то произошло – невидимая сила, желающая отправить его обратно в начало августа, затихла.
– Уххходи!
Кромешница приблизилась. Багровые голодные глаза пожирали деда Харитона. Она потеряла много сил, а на пути стоял лишь одинокий мальчишка с факельным огарком.
– Выыыпьююю!!! – заголосила она, бросаясь на Ваську.
Он ткнул огнём прям во впалую чёрную грудь. Зашипело, закричало так, что не поймёшь, то ли кромешница вопит, то ли огонь в телесах гаснет. Не давая ей опомниться, Васька схватился свободной рукой за развевающиеся космы. Ледянящий холод охватил его, обессиливая, заставляя броситься опрометью бежать. Но он лишь сильнее сжимал пальцы. Странный водоворот затягивал его, окружающий лес терялся в тумане, глухо шипела кромешница. Ваське вдруг захотелось заснуть, намертво смежить веки, но неведомая сила вдруг проснулась в нём. Он явственно увидел перед собой и чёрный провал безгубого рта, заходящийся в крике, и лютый страх в гаснущих бесовских глазах, и материнский кров, где ему набежало воспрять, и совсем уж вдалеке отцовый карбас, качающийся на лунной белёной дорожке. Мир закружился, засверкал мириадами искорок и Васька полетел куда-то в неведомый звёздный край.
Я живу в октябре (I)
Я – хомо новус. Согласитесь, так звучит гораздо лучше, чем просто «новый человек». О создании новых людей человечество мечтало едва ли не на каждом этапе своей истории. Но название хомо новус не всем из нас нравится. Мой дотошный приятель из Филадельфии предлагает использовать формулировку «хомо хронос». Дядя Кеша на это кривится и обзывается «хомо хренусом». Вдобавок просит уточнить координаты этой самой Филадельфии. Дядя Кеша у нас майор РВСН – Иннокентий Павлович Коршунов. Мы с ним встречаемся вечерами 5 ноября, когда он возвращается с дежурства, и напиваемся. А что ещё делать? За водкой легче и беседу вести, и песню спеть.
– Почему ты не уволишься? – спрашиваю его в очередной раз. – Зачем ты личное время тратишь? Всё же однотипно? Раз за разом ходишь в одно и то же здание, видишь одних и тех же людей, которые говорят одинаковые слова.
– Но я-то говорю разные, – искренне удивляется Коршунов. – И потом, что мне дома делать? Книжки читать? Скучно это. Да и мало ли, что случится. Я же дежурный.
– Ты наперёд знаешь, что ничего не случится, – парирую я.
– Эээ, нет, брат, – качает он большой рыжей головой. – Ты нас из жизни-то не вычёркивай. Если есть я, ты, этот твой америкос, и другие наши друзья-товарищи, значит, возможны любые случайности.
– Ты всерьёз боишься, что кто-то может начать ядерную войну? Пустить на нас ракеты?
– Мне же это в голову приходит, – резонно возражает он.
Я замолкаю, глядя как он подливает огненную воду в стаканы. Хороший вечер. Жаль, что короткий – три часа с гаком, очень небольшим гаком. После полуночи неведомая сила начинает выталкивать меня обратно – к полнолунию, от которого отсчитывается мой личный лунный цикл. Если очень хочется, то можно сопротивляться – минут десять-пятнадцать. Это примерно, как бороться с сильным течением – рано или поздно устанешь, и тебя все равно понесёт против воли.
– К тому же, –продолжает дядя Кеша. – Увольняться из армии – то ещё дело. Думаешь, просто сообщил и всё? А душу вынуть и перетрясти? Без этого и армия не армия. Ты вот не служил, не знаешь.