Кровавый след обрывался у лифта. Упырь предпочёл более простой путь. Значит, пуля всё-таки даёт о себе знать.
На этаже следов не было. Гарик, держа ракетницу наизготовку, подошёл к двери. Всё было спокойно. Он осторожно повернул ключ в замке и тут же услышал плач.
– Я здесь, Капитан Пушистик! – окликнул он. – Сашка!
В квартире стоял жуткий холод. Гарик в полумраке нащупал выключатель. Набитая мебелью и хрусталём зала стыла от сквозняка. Окно было разбито.
– Сашка! – крикнул он и бросился в детскую.
Тень, поджидавшая его в коридорчике, сделала ход. Ракетница вылетела из рук. У Гарика было ощущение, словно руку окатили жидким азотом. Гарик, перекувыркнувшись, откатился в залу и вытащил короткий факел. Спички, где чёртовы спички!
Кромешник оказался рядом в ту же секунду. Он схватил Гарика за грудки и легко поднял. Гарик оказался лицом к лицу с мертвенно-бледным красивым лицом.
– Ты не спрячешь от меня добычу, – сказал кромешник. – Твоему мальчику не стать лунником.
Гарик беспомощно барахтался, пытаясь ослабить хватку.
– Я пью твою жизнь! – предупредила тварь.
Гарик почувствовал, как он проваливается в ледяную бездну. Сейчас бы закрыть глаза и лететь, лететь сквозь космическую тьму на своём звездолёте.
– Ррр-аааа--!!!!
Вопль вдарил по ушам, заставляя очнуться. По дорогой мебели и хрусталю металось тёмное пятно кромешника с горящей посреди груди ракетой.
– Получил, гад! – Шигабутдинов пальнул ещё раз.
Вторая ракета, страшно шипя, вонзилась в вопящего от боли кромешника. Он, заверещав, отпрыгнул назад, к разбитому окну. Шигабутдинов перехватив поудобнее ракетницу, бросил её прямиком в голову кромешнику. Тот, неудачно отшатнувшись, перевалился через окно и исчез во тьме с диким криком.
– Ты как, Игорь?
Гарик еле шевелил бескровными губами.
– Что?
– Я говорю, что не похож ты на бабку Анисью.
Гарик приподнялся и похлапал по плечу с опаской глядевшего на него Шигабутдинова.
– Ты молодец, Алмаз. Огнём и молитвой, в смысле высоким гуманизмом…
– Ты бредишь что ли?
– Забудь,– отмахнулся Гарик. – Что там Сашка? Сашка!
Среди внезапной тишины было слышно, как маленькие ноги топают по полу.
– Зязя Иго!
– Иди ко мне, малыш! – Гарик раскинул руки.
Племяшка ткнулся заплаканной рожицей в плечо.
– Почему он решил пойти сюда? – спросил Шигабутдинов, имея в виду кромешника.
– Кто-то ошибся, – тяжело дыша ответил Гарик. – Или я, или он.
Гарик погладил племянника по голове. Тот, успокоившись, осмелел и стал поглядывать на разгромленную комнату.
– Как тебя зовут? – спросил Шигабутдинов.
– Саса, – ответил племянник. – Саса Волобьёв!
– Ты, Саша Воробьёв, не бойся, – продолжил Шигабутдинов. – Этот дядя уже ушёл.
– Зед Молоз?
– Он самый, – широко улыбнулся Шигабутдинов. – Кыш Бабай!
Проклятый Эч (III)
Эта тюрьма такова, что нет выхода ни надзирателям, ни людям. Мы все здесь заперты – в огромном мрачном мире с вечно плывущим ковром облаков. Люди страдают здесь, но мы страдаем сильнее. У нас нет даже рудиментарного чувства времени, какое есть у вас в виде малых временных петель. Мы тоскуем о времени, человек.
На белоснежной коже надзирателя зияют чёрные проплешины, из которых при движении поблёскивал металл. Он отвечает мне, такое впервые.
Я спрашиваю его о причинах катастрофы. Надзиратель лаконичен.
Это сделали мы, человек. Мы виновны в том, что, пытаясь услужить людям, подготовили их погибель. Доказательство двадцать два – вот первопричина разрушения спутника Земли и последующей войны. Теперь и человечество, и мы пленники безвременья. Мы, три нейродроида, ныне запертых в этом искусственном теле, виновны. Однако у нас появился шанс исправить ошибку. Этот шанс – ты, человек.
***
В голове немного шумело, как после хорошей попойки. «Наливка-то даёт о себе знать», – машинально подумал Паша, открывая глаза.
Над ним склонилось озабоченное лицо Аслана.
– Терпи, уци, терпи, – приговаривал он, прилаживая к плечу Паши медицинский прибор, – Алёнка бежит уже, давай-давай.
– Я в норме, – ясно сказал Паша.
– Опа, – удивился Аслан. – То-то я смотрю давление нормализовалось. Это был приступ?