– Ты мутант! – радостно щёлкнул пальцами Эч. – Воистину океан времени многолик! Как удобно! Месяц тут, а месяц у нас. Действительно, главный паук всея Паутины! Провесил сеть от Древнего Египта по Москвы конца двадцать первого века!
Казалось, этот неудачник совершенно не обращал внимание ни на обстановку, ни на сгрудившихся полуголых жрецов. Возможно, падение через века затуманили его разум. Значит, нужно вернуть хотя бы часть здравомыслия на место.
Бадру выхватил у зазевавшегося Иопада ритуальный кинжал.
– Твоё падение было долгим! – крикнул он.
Но Эч даже бровью не повёл. Долговязый предатель скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
– Ты проиграл, Юсеф, и ещё не понимаешь. Я знаю пророчества! Алия указала точно! Дай мне запомнить эти мгновения, ведь многие будут просить меня рассказать об этом!
– Взять его! – рявкнул Бадру. – Взять этого кретина!
Но не успели жрецы исполнить приказ, как тёмную молельню озарила серебряная вспышка.
– Второй проклятый! – прохрипел Иопад.
– Ты?! – изумился Бадру. – Но ты же убит, уничтожен, стёрт из реальности!
Рядом с Эчем стоял молодой, но уже седовласый мужчина в облегающей тёмно-зелёной одежде, казавшейся в полутьме совсем чёрной. Юсеф знал такую – униформа десантных войск.
Мужчина, оглядевшись, пожал руку Эчу.
– Ты долго падал, – сочувственно сказал он. – Но я всё время шёл по пятам.
– Я был уверен! – ответил Эч, восхищённо оглядывая спасителя.
– Взять их! – опомнился Бадру! – Вперёд, шакальи дети!
– Стоять! – гаркнул Паша, выхватывая пистолет.
– Идиот! – фыркнул Бадру. – Неповреждённым такое оружие не перенести. Временной цикл не позволяет…
– Этот пистолет из безвременья, – задорно ответил Паша и нажал на курок.
Перепуганные грохотом жрецы бросились врассыпную.
***
«…28 сентября 2038 года появился мальчик Васька. Обстоятельства его появления позволили нам рассчитать математическую модель профессора Сосновского. Твои способности позволят предупредить нас об угрозе. Тогда «Доказательство 22» не появится.
– Что случилось дальше с мальчиком?
– Нам неизвестна его дальнейшая судьба. Ты сможешь его найти, если захочешь. Те, кто его встретил, могут быть знакомы тебе или твоим товарищам.
– Надеюсь, я смогу запомнить всё сказанное.
– Мы тоже надеемся. Вперёд, человек. Поехали!»
Феликс (II)
«Время – странная штука. Физики как бы ни старались разобраться в его свойствах, никогда не смогут изучить до конца. Само присутствие человека, сам взгляд извне искажает процесс, делает результат сомнительным. В конце концов, оказывается, что знаем мы много, но ни в чём не уверены.
Есть ли у времени плотность? Наверное, если влезть в физико-математические дебри описаний чёрных дыр, то можно связать скорость течения времени с плотностью материи. Но как это замерить? Чем подтвердить, кроме математических выкладок? С житейской точки зрения, мы точно знаем, что время может быть вязким как глина, в которой застревает галоша. Сидишь у тёщи на торжественном ужине и думаешь с тоской, когда же это закончится, хотя ты пришёл пять минут назад. Или как летит время в хорошей компании? Оглянуться не успеешь – уже утро. Хотя если вспомнить ночь в Ленинграде с Луизой, то оказывается как раз обратное. Мне это казалось бесконечным счастьем с вечера до самых петухов. Или это сейчас так кажется? Какой же я был сильный тогда, заниматься этим всю ночь».
– А вот этого печатать не следовало, – сказал вслух Феликс, отстраняясь от печатной машинки. Увлёкся, да. Но невозможно писать сухим языком. Пробовал уже так, никакого эффекта.
А чего, собственно, бояться? Что пошатнутся морально-нравственные устои корреспондентов? Они всё равно позабудут эти письма через месяц. Тогда какой толк? Может быть, они вообще не дойдут до адресата с этими снегопадами. Зачем я пишу?
Этот мысленный тупик был безнадёжен. Феликс дал задний ход, напомнив себе, что «а» – что-то делать необходимо, «бэ» – письма он посылает в начале месяца, так что у почты есть время, «цэ» – нет безвыходных ситуаций. Последний тезис был сомнительным, но вызвал у Феликса некоторый моральный подъём. Возможно, виной тому вбитая в голову воспитанием и практикой литературного труда необходимость находить достойный финал любого сюжета. Даже в трагизме должна прозвучать высокая нота. Нет, не бездуховный «хэппи энд», а наша посконно русская надежда на светлое будущее. Ну и был фактор «х» – загадочный седой приятель, настойчиво просивший повторять и повторять попытки.