Мига возвращения он тоже толком не помнил – только проклятая полная Луна, что меняла оттенки, теребя глубинные струны души. Он очутился где-то в спальных районах Москвы 6 апреля 2087 года, ровно за месяц до Вспышки и через считанные минуты после предыдущего цикла.
Повинуясь внутреннему импульсу, он побрёл мимо одинаковых высоток к конкретным дому, этажу и подъезду. Пашу вело какое-то невероятное чутье, которому он из-за истощённости и слабости не мог и не хотел сопротивляться.
Дверь ему открыл чудаковатого вида человек – очень высокий, почти упирающийся в притолоку, длинноволосый мужчина в долгополой расшитой рубахе, вызывающей ассоциации одновременно с мексиканским пончо и косовороткой старорусского добра молодца.
Увидев на пороге Пашу, он воздел руки горе и выдал:
– Я звал – ты пришёл.
Остальное Паша помнил ещё более смутно – внутренний навигатор, видимо решив, что выполнил свою миссию, отключился, и вконец обессиленный он рухнул в цепкие руки мексиканского добра молодца. А потом… Потом он оказался здесь.
Паша прошлёпал в тапочках к туалетной комнате и включил мягкий ночной свет. Из зеркала на него глянуло суровое лицо повидавшего жизнь человека. Седые пряди волос в полумраке выглядели жутковато. Паша ополоснул лицо холодной водой.
– Проснулся?
Это пришла Алёна. Чем-то она ему напоминала Асю – такая же заботливость и чудная мягкость.
– Да, – ответил он. – Что Аслан?
– Здесь. Сидит под звёздами.
– Романтик.
– Есть немного, – улыбнулась Алёна.
Паша хотел спросить, в каких они отношениях, но опять сдержался. Ему стало неловко.
– Пойду проведаю, – сказал он.
– Сейчас, – остановила Алёна, прикладывая палец к сонной артерии. – Пульс в норме. Лучше накинь куртку, прохладно.
– Спасибо.
***
…Меня убивают механистично, без особой злобы и садизма. Три надзирателя наносят удары попеременно, обездвиживая и выводя из строя внутренние органы. Боль глухая, словно под сильной анестезией. Смотрю, как хлещет кровь из полуоторванной руки и вяло думаю, почему я до сих пор не потерял сознание. Умираю. Мне снятся серые двумерные сны без смысла и сюжета, словно смотрю на грязно-белую экранную рябь. И я просыпаюсь на полотняном гамаке под храп Гены. Опять…
«Понимаешь, Пашка, мы все тут заключённые. Что я, что ты, что надзиратели эти». Гена ловко орудует мастерком, не переставая говорить. «Мир такой, сумасшедший. Тюрьма, из которой выхода нет, ни нам, ни надзирателям. Мы здесь навечно заперты. В аду мы, Пашка. Просто в аду...»
***
Надо отдать должное современной медицине – на ноги в физическом смысле его поставили меньше, чем за сутки. В остальном же всё оставалось не столь радужным. Когда Паша более-менее пришёл в себя, его лично посетил Аслан. Молодой, всего на пару лет старше Паши, дозорный явился на порог палаты, как на свидание – в новеньком костюме с иголочки, держа в руках бутылку вина и два бокала.
Аслан, заметив настороженный взгляд Паши, лучезарно улыбнулся. И, видимо, хотел махнуть рукой, но потерял равновесие и, станцевав на полу брейк-данс, наконец рухнул. С пола раздалась витиеватая брань на незнакомом языке.
– Не ушибся? – спросил Паша, сдерживая смех.
– Терпимо, – хмуро отозвался тот, поднимаясь на ноги. – Зачем так полы мыть, а? Скользко! Шею чуть не сломал. Меня Аслан зовут.
– Сергей Евгеньевич Егоров, – по инерции представился Паша.
– Можешь не маскироваться, – отмахнулся Аслан. – Я знаю, что ты Павел. Выпьем за знакомство?
– Вино?
– Ни в коем случае! Эмиз!
Аслан поставил бокалы на столик рядом с больничной кроватью.
– Эмиз означает эликсир молодости и здоровья, – наставительно проговорил он, разливая напиток. – В Татарстане давно придумали, с тех пор во всем мире пьют. Сначала был как лекарственный бальзам, теперь праздничный напиток. Виноградная лоза, но ни грана алкоголя. Халяль жи есть!
– Я не мусульманин, – заметил Паша, с любопытством наблюдая за манипуляциями Аслана.
– С религией у лунников вообще сложно, – дипломатично ответил тот. – Но тебе алкоголя пока нельзя, а это – полезно. За знакомство!
Они чокнулись. Напиток оказался недурен – Паша выпил весь бокал.
– Я должен перед тобой извиниться, Павел, – сказал Аслан. – Там, в марте 2016 года, отделение Дозора перешло все разумные границы.
– Я в Дозоре? – перебил Паша.
– Да. Подожди, не горячись. Дай мне доизвиняться.
Аслан налил в Пашин бокал эмиз.
– Я слушаю, – буркнул Паша.
– Эти две дуры, что терроризировали тебя, исключены из рядов. К сожалению, властолюбцев и просто жестоких людей хватает. Я, чем могу, постараюсь компенсировать тебе этот ущерб. Если ты не захочешь иметь с нами дела, я пойму. Ты сможешь уйти, куда захочешь, я не буду тебя удерживать. Но твоя персональная история приобретает космические масштабы, и ты должен знать максимум информации, чтобы принять решение. Посмотри-ка на это.
Аслан щелчком развернул голографический экран. Паша узнал себя, сидящего в медицинском кресле, череп был намертво фиксирован. Над головой быстрыми рваными движениями летали блестящие манипуляторы.
– Какого чёрта? Вы распороли мне голову?
– Небольшое отверстие в черепе. Шевелюру на затылке немного подпортили, конечно. Но, к сожалению, другим путём эту дрянь было не достать.
Робот-хирург на изображении извлёк из черепа миниатюрную дробину.
– Это Советник, – пояснил Аслан. – Нейросеть с биоинтерфейсом, предназначенная для расширения человеческих возможностей. Встроенный компьютер, короче говоря. Вживляется в обычном порядке через ухо, сам находит место подключения и дальше растёт как небольшая опухоль за счёт твоего организма.
– В мозгу?
– Для нашего века вполне простая технология. Если нужно убрать, то нейросети отдаётся аварийный приказ, и Советник сам покидает тело. В твоём случае Советник сдох, поэтому пришлось применять хирургию.
– Откуда он у меня?
– А как ты думаешь? – невесело усмехнулся Аслан и продолжил, не дожидаясь ответа. – Господин Юсеф поставил.
– Но зачем?
– Запустили тебя как разведчика в будущее. Советник обеспечивал связь. Вообще должны были поставить троих – только так нейросети способны сохранять память об… ммм… особых отношениях хозяина со временем. Но тебе поставили только одного.
– У них было мало времени, – хрипло сказал Паша. – Я прибыл к Юсефу незадолго до Вспышки.
– Скорее всего поэтому, – легко согласился Аслан. – Советник после твоего прыжка крякнулся, но базовые функции сохранились, и он привёл тебя к Эчу.
– Какой ещё Эч?
– Проклятый.
– Кем?
– Прозвище у него такое. Будет. Погоди, не перебивай. Эч – сотрудник Паутины. Советник привёл тебя к нему, следуя программе, после чего отключился. Но тебе и нам повезло – Эч наш двойной агент. У нас есть некоторый план, который может быть осуществлён, если ты захочешь.
– Какой ещё план?
– А об этом чуть попозже, – пообещал Аслан, допивая эмиз. – Сейчас Алёна придёт. Процедуры и всё такое.
***
Гена обрывает речь на полуслове, перемахивает через недостроенную стену и камнем летит вниз. Я выглядываю и с удовлетворением замечаю, что шансов уцелеть у напарника нет. Рано или поздно все пробуют самоубиться. Это бесполезно, смерти в этом мире не существует. Смерть — это конец времени, но времени-то здесь не существует. Есть лишь серые сны, выматывающие душу. Но даже они вносят хоть какое-то разнообразие. Дом возвышается над соседними домами, но ему ещё далеко до небоскрёба. Ещё много раз у Гены и у меня будет заканчиваться терпение, и мы будем прыгать навстречу мнимой смерти.
…В этот раз я ушёл. Не имея особой цели, я шёл прочь от дома, что гнилым зубом серел позади. Я шёл мимо людей, копающих котлован, я видел долбящих стены, я шествовал сквозь разбирающих кирпичные завалы. Я пришёл к другим, что закапывали котлован, подметил возводящих стены и видел разрушающих высотной дом. В мире не было смысла, но был я. Странный и невозможный парадокс. Тогда я убил себя…