«Если они нужны тебе, ты должен пойти и сам принести их!» – пробормотал я, и это не было привычным делом в MFF.
Во мне снова проснулось гетто, а это здесь не приветствовалось. Но меня поддерживал Роланд и помощник тренера Томас Сьёберг, я чувствовал это, несмотря на то, что они, безусловно, больше верили в Тони. Он получал игровое время и забил в своем дебютном матче. Я сидел на лавке и трудился еще усерднее. Но это не помогало. Может этого было достаточно и не надо было спешить. Но я так не мог. Мне нужен был шанс, чтобы показать всё то, что я умею, и немедленно. Все было не так гладко, а девятнадцатого сентября 1999 года мы встречались с «Халмстад» на их поле «Орьянс Валл».
Эта игра была решающая. Если бы мы выигрывали или играли в ничью это означало, что мы и в следующем сезоне будем играть в Аллсвенскан. А если нет, то нам пришлось бы играть в стыковых матчах, и все в команде были нервными и напряженными. Нам перекрывали воздух. В начале второго тайма наш форвард – Никлас Гудмунссон – получил травму и я надеялся получить шанс. Но время шло, а Роланд даже не смотрел в мою сторону. Ничего не происходило. На ту минуту счет был 1-1 и этого было достаточно. Но когда оставалось минут пятнадцать наш капитан – Хассе Маттиссон – получил травму и вскоре «Халмстад» забил, счёт стал 2-1, и я увидел, как вся команда побледнела. ,
В такой ситуации Роланд выпустил меня на поле и когда все были подавлены, я начал игру с огромным выбросом адреналина. На моей футболке было написано Ибрагимович. Это было вау, это было круто, как будто никто не мог остановить меня и я сразу же нанес удар, который попал в перекладину и улетел в сторону. Но потом что-то произошло. Мы заработали пенальти на последних минутах. Либо пан, либо пропал. Если мы забивали пенальти, честь клуба была бы спасена, если же нет, то был бы риск катастрофы и все ребята сомневались. Они не отваживались браться за пенальти. Риск был большим, так что Тони, этот дерзкий парень, шагнул вперед:
– Я сделаю это!
Это было трудно. Это вам не какие-то балканские штучки, ты не можешь отступить. Но оглядываясь в прошлое, я понимаю, что кто-то должен был остановить его. Он был слишком молод, чтобы взять на себя такую ответственность. Я помню вовремя его разбега вся команда затаила дыхание, а некоторые смотрели в другую сторону. Было ужасно. Но голкипер поймал мяч, кажется, он ложными движениями немного запутал Тони, мы проиграли и после этого тренеры отправили Тони в глубокий запас. Мне было жаль парня, и я знаю журналистов, которые видели в этом некий знак. Это был момент, когда он остался позади меня. Тони так и не вернулся на былой уровень, а я получил больше игрового времени. Я выходил на замену в шести играх и в некоторых своих интервью Роланд назвал меня неотшлифованным алмазом. Эти слова запомнились и скоро маленькие дети после матчей начали подходить ко мне и просить автограф. Не то чтобы это было большим делом в то время. Но стало для меня новым толчком, и я подумал: теперь я должен стать еще острее! Я не могу разочаровать этих парней.
Смотрите сюда! Я хотел крикнуть им. Смотрите на самую классную вещь в мире! Это было и впрямь странно, не так ли? Я еще почти ничего не сделал, не так много в любом случае. Но уже новые фаны появлялись из не откуда, и я хотел показывать побольше финтов. Эти маленькие дети давали мне право играть так, как я умел. Они бы ни приходили смотреть на мою игру, если я был бы самым скучным игроком в команде! Я начал играть для этих ребят, и с самого начала я давал автографы всем. Никто не должен был оставаться без него. Я сам был молод. Я прекрасно понимал, как бы я себя чувствовал, если у моих друзей он был, а у меня нет.
«Все довольны? - спрашивал я перед тем как уйти. Это было каким-то безумием. Это походило на то, что я становился местной знаменитостью в то же самое время, когда мой клуб проживал самые тяжелые времена. Когда мы дома проиграли «Треллеборгу», зрители на трибунах плакали и кричали Роланду «Подай в отставку!». Полиция вынуждена была вмешаться и защитить его, потом камни полетели в сторону автобуса «Треллеборг», начались беспорядки и всякое дерьмо, и ничего не менялось еще пару дней, когда мы были униженны «AIK»-ом, и мы были на грани от катастрофы.
Мы вылетели из высшего дивизиона. Впервые за шестьдесят шесть лет «Мальмо FF» вылетел из высшего дивизиона и люди сидели в раздевалке прячась за полотенцами и майками, в то время как менеджеры пытались успокоить или что-то в этом роде, но разочарование и позор царили везде, а некоторые наверняка думали, что я был главной дивой, кто просто бегал вокруг и дриблинговал в таких важных матчах как этот. Но меня это не очень то волновало. Меня заботили более важные вещи. Случилось что-то невообразимое.
Это стало понятно, когда меня перевели в первую команду. У нас была тренировка и конечно мы были «Мальме FF». Мы были или должны были быть гордостью города. Но посмотреть наши тренировки приходили не многие, их это особо не интересовало. Но в этот полдень показался мужчина в годах с темно-серыми волосами. Я увидел его из далека. Я не узнал его. Я заметил, что он смотрел на нас из-за деревьев, у меня было странное чувство. Как будто я почувствовал что-то и начал делать еще больше трюков. Но понадобилось немножко времени, прежде чем я осознал кто это.
«Сынок, ты самый лучший игрок в мире». Я — Златан. Часть десятая
Когда я был ребенком, мне все приходилось делать самому, и вокруг меня было пусто, хотя, безусловно, отец тоже совершал безумные вещи. Но он не был похож на остальных пап, которых я видел. Он не смотрел ни одной моей игры, не помогал мне со школой. У него была его выпивка, его война, и его югославская музыка. Но сейчас, я не мог поверить. Этот пожилой мужчина был моим отцом. Он был здесь ради моей игры, и я слетел с катушек. Это было похоже на мечту, и я начал играть с сумасшедшим рвением. Черт побери, папа здесь! Это безумие. Глядите-ка сюда, я хотел крикнуть. Смотрите! Вы видите это! Сынок, ты самый лучший игрок в мире.
Я считаю, что это одно из самых важных моментов в моей жизни. Я приблизился к нему. Он выглядел, как беспомощный супергерой. Для меня эта ситуация была нова и я подбежал к нему. Мы говорили с ним так, как будто бы всё это было в порядке вещей.
– Что стряслось?
– Хорошо сыграли, Златан.
Это было невообразимо. У папы что-то щелкнуло, я знаю. Я стал его наркотиком. Он начал следить за всем, что я делаю. Он наблюдал за каждой моей тренировкой. Его дом стал музеем моей карьеры, он вырезал каждую статью, каждую маленькую заметку про меня, и это продолжалось очень долго. Спросите его сегодня о любой моей игре. Он записывал их и каждое слово что говорилось обо мне, и потом все бутсы и футболки что были у меня, и призы Голдболларна (Золотой мяч, который вручается игроку года в Швеции, его Златан получил шесть раз подряд). Назовите все, что угодно, и он найдет это. И поверьте, все было не разбросанно, как раньше были раскиданы его вещи. Все на своем месте. Он может найти все, что угодно за секунду.
С того дня он начал жить для меня и моего футбола, и очевидно это помогло ему чувствовать себя лучше. Он был одинок. Санела больше не общалась с ним из-за его пьянства, нрава, из-за всех грубых слов в адрес матери и это оставил свой отпечаток на нем. Санела была его сердцем и всегда будет. Но сейчас больше ее не было для него. Она порвала с ним и папа нуждался в чем-то новом, и сейчас он получил это. Мы стали разговаривать каждый день, и все это стало движущей силой и для меня тоже. Это было круто. Как говорится, футбол творит чудеса, и я стал больше стараться. Вылет во второй дивизион сделал моего старика моим самым большим фанатом!
Я не знал, что делать. Следовало ли мне играть в Супереттане, как они сегодня называют второй дивизион, что за дурацкое имя, кстати, или искать что-то другое? Ходили разговоры, что «AIK» интересуется мной. Но было ли это правдой? У меня не было ответа. Я не знал насколько чертовски хорош я был. Я даже не имел место в основе MFF. Мне было восемнадцать, и я должен был подписать взрослый контракт. Но я ждал. Все было ненадежно, особенно когда Роланда Андерссона и Томаса Сьёберга уволили. Они поверили в меня тогда, когда остальные презирали. Получу ли я хоть какое-то игровое время, если останусь? Я не знал и сомневался. И я, и отец, мы оба сомневались. Насколько хорош я был на самом деле?