Дверь фургона распахнулась. За ней стоял мужчина, коренастый и широкий, с небритым лицом и маленькими глазами. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, приказать что-то, и половина его лица разлетелась в кровавые клочья. Он боком упал на асфальт с глухим звуком.
Мана схватила Синдзи за руку. Она не думала об АТ-полях, Евангелионах, людях-Ангелах, его выборе убить её мир и разум и то, что осталось от её души. Она старалась загнать всё глубоко под эмоции и желания, как её учили, и думать только о нём. Человеке, с которым хотела встретиться. Человеке, которого хотела увидеть в нём.
Он был человеком, сказала она себе. Он всё ещё человек.
- Синдзи-сан, - сказала она, вызвав в себе весь накопленный за жизнь приказывающий тон, - следуйте за мной.
"Подчиняйтесь мне".
Он подчинился.
Они выбежали из фургона. Справа и слева были люди, стреляющие и кричащие друг на друга, целящиеся оружием и ненавистью, забирающие жизни. Люди, которые называли себя спасателями и героями и любили Икари Синдзи, сражались с рвением, которое даёт людям вера, но им противостояли обученные профессионалы, у которых во время схватки не было привязанности и закалённого смертью чувства жизни во время боя. В конце концов они победят потому что должны. Они не хотели делать это, просто должны были.
Мана тащила Синдзи за собой как годовалого ребёнка. Культисты прикрывали их от сил военных, позволяя почти беспрепятственно покинуть зону перестрелки. Все они были охвачены жаждой защитить божественное и не замечали их.
Грязные мужчины и женщины с оружием были похожи на детей с палками в песочнице, месте, где импульсивные эмоции торжествовали над выученной моралью. Они использовали свои машины и фургоны как укрытия, но перед лицом превосходящей силы их пыл, порождённый обожанием, мог лишь отложить гибель. Они не победят. Мане надо было вывести Синдзи из этого места. потому что он не может умереть здесь. Он не может умереть, потому что
Она увидела худую молодую женщину на земле, которая лежала как модель, пытающаяся обставить свою смерть стильно. Её короткие тёмные волосы испачкались в красном.
Мана не видела Кенске. Он был либо мёртв, либо убежал, либо захвачен. Было слишком много хаоса, чтобы ясно всё видеть. Несмотря на свой надёжный взгляд военного, она не могла зафиксировать всю сцену. Она не хотела. Буквально этим утром она признала, что могла видеть логику и эмоции в попытке освободить Синдзи. И теперь, когда он был вне защитного кокона военных, он
Он всё ещё... чем он сейчас был? Для неё? Он только что разрушил работу и убеждения всей ее жизни. Но он сделал это только правдой. Или правдой, какой он видел её. Очень давно ей приказали, что правда была субъективной. Что факт для одного, то может быть ложью для другого. Выслушав так много выживших, это стало для неё очевидно.
Но, как он и сказал, его правда влияла на все остальные. Он влиял на всех остальных. Его выборы. Или, скорее, его выбор. Уничтожить мир.
Он был человеком. Он всё ещё был человеком. Люди могут ошибаться. Они совершают ошибки, как он и сказал. Ошибки были фундаментальной частью жизни человека. Так оно есть. Какими ужасными эти ошибки не были. Он совершил ошибки и узнал себя благодаря им. Потому что был человеком.
Всё это было слабым оправданием. Способом отрицать всё, что он рассказал ей. Хоть как-то.
Она не хотела ненавидеть его. Даже за то, что он сделал с ней, с миром, с собой. Она просто хотела держаться за него, Икари Синдзи, который сражался, истекал кровью и искренне извинялся. Не за нечто, причинившее ей боль. Нечто, которое так заслуживало своего желания умереть.
Но он должен жить. Несмотря на всё остальное, даже его собственные чувства. Потому что если он жив, то он может всё исправить. Он может сказать, что это ложь или плохая шутка, и он вновь сможет ей нравиться. Ей не придется ненавидеть его.
Она все ещё держала его за руку. Она была тёплой и мягкой. Не похожа на руку убившего три миллиарда человек. Это была рука человека, с костями, мышцами, кровью и душой. Это был человек.
Они бежали. Улицы были пустынны, несмотря на звуки перестрелки, отражавшиеся от зданий за ними. Армия, должно быть, эвакуировала всех. Они знали, что культ и Синдзи ехали этой дорогой.
Она обернулась. Агенты обошли спотыкавшихся культистов и преследовали её. Они приказывали остановиться. Мана продолжала бежать.
Она очистила голову от всего, кроме функций, необходимых для бега. Она больше не думала ни о чём. Она действовала.
Она не могла остановиться и подумать, было ли это изменой, дезертирством, или обычным бунтарством. Это началось, когда она услышала, что он был узником, когда она увидела его лицо в дверях той клетки, когда услышала его голос и сделала его слова подходящими к его образу в её голове. Потому что он был человеком, он был как она, он был тем, кем она всегда хотела чтобы он был. Он должен был. Если он не был, это было бы то же самое, как если бы он был мёртв. И тогда она тоже была бы словно мёртвой.
Выстрел был удивительно громким. Он, казалось, отразился эхом по всей улице и устремился в небо. Он наполнил всё на долгое мгновение и затих до звенящего воспоминания в ушах. Мана инстинктивно пригнулась. Осознав через секунду, что её не задело, она продолжила бежать. Она остановилась, когда поняла, что больше не чувствует руки Синдзи в своей, что его ноги не издавали звуков за ней. Она повернулась.
Он стоял на обочине, его лоб был нахмурен в замешательстве. Он сделал шаг и качнулся, едва не упав. Мана взглянула его тело и быстро обнаружила тёмное пятно, расползающееся по его груди. Земля закачалась под её ногами.
Синдзи моргнул, медленно, с трудом, и затем его ноги дрогнули. Он рухнул на колени. Он всё ещё казался удивлённым. Он нерешительно коснулся груди и рука оказалась мокрой.
Он поднял глаза. Он больше не мог видеть Ману. Он больше не мог видеть улицу, здания, небо. Его тело расширялось, нервные окончания росли и отдалялись друг от друга, пока он не смог чувствовать весь мир. Но зрение его сужалось, как туннель, и сквозь тонкую вуаль искрящегося белого он мог видеть только
- Аянами, - прошептал он.
Она стояла далеко, но он мог видеть только её. Она не улыбалась той улыбкой, которая предназначалась только для него. И она не хмурилась.
Но её глаза. Они были глазами его матери. Наполненные состраданием, сожалением и горьким плачем об его решениях и выборах. Но за всем этим, там было нечто, с чем у него за всю жизнь никогда не было приятного опыта. Она смотрела на него и он был любим.
Он наконец нашёл её. Она наконец была у него в реальном мире. И теперь
Он умрёт, потому что
На этот раз это была не его рука. Это был не его выбор. На этот раз она не могла спасти его. На этот раз
тебе опять будет больно.
ерунда.
"Я не... просто не отправляй меня обратно..."
Спасибо.
Он упал. Его лицо врезалось в тротуар с пустым треском. Он не двигался.
- Синдзи...
Звук выскользнул из губ Маны кошмарным дуновением рухнувших надежд.
Она побежала к нему. Она не обращала внимания на агентов, преследующих их, культистов в их последних попытках неповиновения, всё ещё пытающихся кричать и убивать. Мир таял, пока она не могла видеть только Синдзи, неподвижно лежащего на земле.
Она достигла него, едва не споткнувшись. Она села на колени рядом и быстро перевернула его. Вся его грудь была мокрой, лицо было искажено сломанным носом и царапинами. Его глаза были открыты. Его рот был открыт.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Она ткнула указательный и средний палец в его мягкую шею. Она прижала их к коже под его острой челюстью и постаралась унять их дрожь.