— Но они охватывают весь материал!
— И тем не менее, — Элис возвратила листки. — Если эта пугало…
— Он не пугало. Не называй его так.
— Хорошо. Уж не склонил ли тебя этот молодой человек к тому, чтобы ты вызубрила эту шпаргалку и не тратила попусту время на подготовку?
— Нет, конечно, — ответила Элизабет через силу.
— А даже если бы здесь были все варианты, по-твоему, это честно?
Она не ожидала от себя столь бурной реакции, с языка сами слетали обидные слова:
— Тебе хорошо говорить. Каждый семестр в списке отличников, и за все платят предки, голова ни о чем не болит… Ой, прости. Я не хотела…
Элис передернула плечами и снова раскрыла «Маркизу О».
— Все правильно, — сказала она подчеркнуто бесстрастным тоном. — Нечего соваться в чужие дела. И все же… что тебе мешает проштудировать учебник? Для собственного спокойствия.
— Само собой.
Но в основном она штудировала конспект Эдварда Джексона Хамнера-младшего.
Когда она вышла после экзамена, в коридоре сидел Эд в своей армейской курточке защитного цвета. Он с улыбкой поднялся ей навстречу.
— Ну, как?
Она не удержалась и поцеловала его в щеку. Давно она не испытывала такого восхитительного чувства облегчения;
— Кажется, попала в «яблочко».
— Да? Здорово. Как насчет гамбургера?
— С удовольствием, — ответила она рассеянно. Она еще вся была там. На экзамене ей попалось именно то, что было в конспекте Эда, почти дословно, так что она благополучно миновала все рифы.
За едой она спросила, сдал ли он уже свой экзамен.
— Мне нечего сдавать. Я ведь закончил семестр с отличием. Хочу — сдаю, хочу — нет.
— Почему ж ты тогда сидел в коридоре?
— Я должен был узнать, чем там у тебя кончилось.
— Эд, стоило ли из-за меня… Это, конечно, мило с твоей стороны, но… — ее смутила откровенность его взгляда. На нее часто так смотрели — она была хорошенькая.
— Да, — тихо сказал он. — Стоило.
— Эд, спасибо тебе, ты спас мою стипендию. Правда. Но, понимаешь, у меня есть друг.
— Это серьезно? — он попытался придать вопросу оттенок беспечности.
Более чем, — ответила она ему в тон, — Вот-вот помолвка.
— Везунчик. Он сам-то знает, как ему повезло?
— Мне тоже повезло, — сказала она, вызывая в памяти лицо Тони Ломбарда.
— Бет, — вдруг сказал он.
— Что? — она вздрогнула.
— Тебя ведь так никто не называет?
— Н-нет. Никто.
— И он тоже?
— Нет…
Тони звал ее Лиз. Иногда Лиззи, что ей совсем уже не нравилось.
Эд подался вперед.
— Но тебе хотелось бы, чтобы тебя называли Бет, ведь так?
Она засмеялась, маскируя этим свое смущение.
— С чего ты взял, что…
— Не важно, — опять эта улыбка шкодливого мальчика. — Я буду звать тебя Бет. Красивое имя. Что же ты не ешь свой гамбургер?
Вскоре закончился ее первый учебный год, и пришло время прощаться с Элис. Отношения между ними стали натянутыми, о чем Элизабет искренне сожалела. Она чувствовала свою вину: не стоило, конечно, распускать хвост, когда объявили оценки по социологии. Она получила девяносто семь — высший балл на всем отделении.
В аэропорту, ожидая посадки на самолет, она убеждала себя, что ее действия не более аморальны, чем зубрежка, которой ее вынуждали заниматься в кабинке библиотеки. Нельзя же назвать зубрежку серьезным изучением предмета. Повторяешь, как попугай, чтобы после экзамена сразу все забыть. Она нащупала конверт, торчавший у нее из сумочки: извещение о стипендии на следующий год, две тысячи долларов. Этим летом она будет подрабатывать вместе с Тони в Бутбэе, штат Мэн, и эти деньги плюс стипендия решат все проблемы. Спасибо Эду Хамнеру, теперь она проведет чудесное лето. Все идет как по маслу.
Знала бы она, какое лето ее ожидает.
Июнь выдался дождливый, перебои с горючим ударили по туризму, и чаевые, которые Элизабет получала в «Бутбэйской харчевне», оставляли желать лучшего. Но еще больше ее удручала та настойчивость, с какой Тони торопил ее с женитьбой. Он собирался устроиться на работу в студенческом городке или где-то рядом; его заработка и ее стипендии должно было хватить им на жизнь, и она могла спокойно получить степень бакалавра. Странно, но сейчас эта перспектива скорее пугала ее, чем радовала.
Вдруг все разладилось.
Она не в силах была понять причины, но ни с того ни с сего, на пустом месте, все как-то стало разваливаться. Однажды — ближе к концу июля — с ней случилась настоящая истерика, со слезами; хорошо еще, ее соседка Сандра Акерман, тихоня с виду, неожиданно убежала на свидание.