Слышу, как голос переходит на пронзительный крик.
Блэйк встает, грустно покачивая головой.
– Полиция проверила дом. Нет никаких свидетельств совершенного там убийства.
Нет свидетельств? Как это возможно?
– И что теперь? – спрашиваю я. – Каков ваш следующий шаг? Вы не можете позволить ему спокойно уничтожать улики.
– Наш следующий шаг таков: не хотите ли вы отозвать свое заявление? – спрашивает Конвэй. – Чтобы дело об убийстве не стало висяком.
– Отозвать? Не стану я ничего отзывать! Я знаю, что видел, и поверить не могу, что вы не принимаете меня всерьез!
Блэйк крепко сжимает папку под мышкой.
– Подумайте, Ксандер, – уговаривает он. – Вы могли ошибиться. Я могу понять и, конечно, пойму. Вам самому предъявлено крайне серьезное обвинение. Человеку нанесли тяжелые травмы. Мистер Сквайр жив, но он никого не трогал, а на него напали с ножом. Поэтому я могу понять, что под стрессом вы, пытаясь защититься от этого обвинения, заявляете другое. Поверьте, мы часто видим, как люди выдвигают встречные обвинения в ответ на обвинения, предъявленные им, но здесь, Ксандер, все слишком серьезно. Даем вам шанс. Откажитесь, и мы все спишем на нервы. Иначе, боюсь, нам придется обвинить вас в том, что вы намеренно отнимаете у полиции время. Или препятствуете правосудию, если прокурор повернет дело в эту сторону.
Перевожу взгляд с него на нее и обратно. Нарочито неторопливо скрещиваю на груди руки.
– Ну, значит, предъявляйте мне ваши обвинения, – отвечаю я.
Глава четырнадцатая
Пятница
В журналах все еще обсуждают темную материю. Математика остается математикой, а теоретическая физика остается все такой же, теоретической. Меняется только настойчивость, с которой нам напоминают, что мы ничего не знаем. Когда я думаю про темную материю, всегда возвращаюсь к Рори и к нашим с ним разговорам. Мне больше не с кем было это обсудить, только он понимал достаточно глубоко.
– Девяносто пять процентов Вселенной состоит из темной материи и темной энергии, – сказал я ему однажды.
Возможно, это был один из раундов наших «дебатов», организованных папой.
– И что? – переспросил он.
– А то, что ни того ни другого никто никогда не видел. Все чисто гипотетически.
– И?
Он проделал то, что я так сильно ненавидел, – приподнял пальцем бровь.
– Эрго, черт возьми, нам известны лишь пять процентов Вселенной. И мы даже понятия не имеем, что там, в оставшихся девяноста пяти.
Он сделал паузу, обдумывая услышанное.
– Нет, – наконец произнес он. – Это не то же самое.
Я уставился на него.
– Это не то же самое. Мы не знаем, из чего оно состоит в плане элементов, но мы знаем, что это. Это темная энергия и темная материя.
– Нет. Это все чертова гипотеза. Просто теория. Которая существует лишь в голове какого-то физика.
Помню, папа был в это время в комнате; я всегда знал, когда он рядом. Читал газету, но слушал. Мама тоже, возможно, в этот момент застыла где-то поблизости, со своими очками, которые висели на цепочке у нее на шее. Хотя с той же вероятностью она могла в это время работать над диссертацией в своем кабинете.
Папа улыбнулся: он увидел то, чего не видел я, и ему это очень понравилось.
– Я не согласен, – возразил Рори, – оно существует.
– Откуда ты знаешь? Это когда-нибудь видели? Кто-то его обнаружил?
– Это может быть слабо взаимодействующая массивная частица. Что, если ее нельзя обнаружить, потому что она слишком слабо взаимодействует с другими? С нейтрино, там, и остальными.
– Это не слабо взаимодействующая массивная частица.
– Нет, но нельзя утверждать, что этого не существует. Просто оно никак не участвует в электромагнитном взаимодействии, во взаимодействии со светом или еще с чем-либо, что позволило бы нам его обнаружить. Но то же можно сказать и про мысли или же сны. Все, что нам известно: девяносто пять процентов Вселенной не обычная материя. Поэтому логично предположить, что это нечто иное, как бы оно ни называлось, темной материей или слоном, и оно существует. Если ты все еще ориентируешься на стандартную космологическую модель, а другого выхода у тебя нет, если только ты не готов выбросить куда подальше Эйнштейна.
– Это все чертова софистика, – заявил я, хотя знал, что он прав.
Я вышел из комнаты. Поднявшись к себе, лег на кровать и на магнитоле на полную врубил «Сайкеделик ферз». На середине первого трека раздался стук, и Рори сказал через закрытую дверь:
– Прости. Я не хочу все время выигрывать. Просто… я знаю ответы. Иногда.
Я не ответил.
Он какое-то время еще стучал в дверь. Звал меня по имени, но я не отвечал.