Стоит холодная февральская погода. Что-то в воздухе напоминает о позабытой ночи Гая Фокса, пусть ноябрь уже давно прошел. Легкая дымка, тонкий запах серы. Пока иду к автобусной остановке, меня настигают события вечера четверга в полицейском участке. Обвинение, что зря трачу время полиции. Я всего лишь заявил о преступлении, убийстве, а они все равно отдали мое дело прокурору для предъявления обвинения.
Так и не понял, как ему удалось ускользнуть. Вытираю лицо рукой и жду автобус. Когда он приходит, я захожу, плачу проездным Себа и усаживаюсь в самом конце, закутавшись поуютнее в пальто. В окно вижу, как вплотную к нам подъезжает другой автобус, и у меня тут же кружится голова – кажется, будто мы едем назад.
Уезжает вперед и полоска рекламы на борту того автобуса. «Ариэль: капсулы 3 в 1». Закрываю глаза, чтобы не подпустить воспоминания, но те все равно проникают.
День, когда я с ним встретился.
Грейс хотела, чтобы мы с ним встретились. Считала, наверное, что так я стану лучше к нему относиться. Не стал.
– О, Ксандер, я столько о вас слышал, – заявил он мне, только я зашел в его студию йоги.
Он обеими руками сжал мою – его ладони были теплые и загорелые. Одежда на нем была из белого шелка, и он парил, как бесплотное божество, я же в напряжении застыл – одетый в застегнутый на все пуговицы костюм.
– Ариэль, – с напором произнес я. Моя задача была поселить в нем сомнения. – Мэйбл любит вас, – продолжил я, и мое сердце екнуло, – то есть вашу йогу.
Я перевел взгляд на Грейс и увидел, что она покраснела.
– Мэйбл? – Он слегка улыбнулся, разглядывая нас обоих.
– Ах, извините, – я разозлился сам на себя. – Это кличка.
– Кличка? Она истинная энигма, – спокойно заметил он, глядя ей в глаза.
На секунду дольше, чем следовало бы.
Поймал себя на том, что улыбка моя становилась нервной. Воздух вокруг нас застыл, и с минуту мы просто пялились друг на друга, натянуто улыбаясь.
– Так, значит, Ариэль. Любопытное имя. Ассоциируется с… – начал я, но он меня перебил:
– Знаю, знаю. Ариил, Лев Божий. – Он махнул небрежно рукой. – Я часто это слышу, но предпочитаю…
– Вообще-то я подумал о стиральном порошке, – возразил я и, не дождавшись ответа, вышел прочь из комнаты. В следующее мгновение Грейс, выбежав следом, яростно прошипела мне в спину:
– Ты бы мог хоть раз…
– Что?
– Не вести себя как идиот? – закончила Грейс; она сначала поравнялась со мной, а затем обогнала.
– Ну я же пришел, разве нет?
Я с трудом поспевал за ней.
– Если ты изначально планировал строить из себя обиженку, то зря старался.
Она остановилась на дороге, чтобы вызвать такси.
– В свою защиту могу заявить: я не планировал, так получилось.
Я схватил ее под руку, но тут просигналило подъехавшее такси, и она выскользнула. Когда мы тронулись, она молча смотрела в окно. За всю поездку она не произнесла ни слова, а у меня в голове вертелось: пусть мы и движемся в одном направлении, но в действительности она все больше отдаляется от меня.
Нажимаю на кнопку остановки и выхожу из автобуса. Здесь даже воздух другой: стерильный, как из кондиционера, словно в Мэйфейре обеззараживают даже уличный воздух. Шагаю по Саут-стрит, пока она не впадает в Фарм-стрит, и уже через минуту оказываюсь напротив дома 42Б. Разглядываю черную блестящую дверь. Даже теперь, под утренним солнцем, от этого места бегут мурашки по коже. Она должна быть где-то внутри.
Я заставлю полицию поверить мне, если найду улики. Если выясню о нем больше.
Однако теперь, когда я здесь, в мою кровь будто впрыснули неуверенность. Перехожу на другую сторону дороги, откуда удобнее наблюдать за домом. Основное здание представляет собой большой викторианский особняк из красного кирпича на несколько подъездов; дверь в 42Б спряталась сбоку от главной лестницы. Поднимаю глаза: над дверью замечаю подъемные окна – закрытые, с задернутыми занавесками. Пройдя чуть дальше по противоположной стороне улицы и миновав несколько подъездов, оказываюсь на своем прошлом наблюдательном посту.
Ничего подозрительного.
По-прежнему никакой полиции.
Никакой полицейской ленты.
Ни намека на то, что мирное бытие этой улицы было нарушено.
Вдруг я вижу, как дверь главного входа в дом номер 42 открывается, и в эту секунду сердце замирает. Вот оно. В проеме появляется женщина средних лет: она выходит и оборачивается, чтобы запереть замок. Наблюдаю, как она осторожно спускается по лестнице. Только она справляется с последней ступенькой, как я, рванув через улицу, оказываюсь рядом с ней. Подняв глаза, она встречает мое приближение полуулыбкой. Привыкла, что мир относится к ней с добротой и заботой, вот и не боится меня. За всю жизнь ничто и никогда не имело права ее пугать.