Таращусь на нее во все глаза и пытаюсь переварить услышанное. Он вернулся. С подмогой.
Наверняка выносил ее тело. Вот почему полиция ничего не нашла.
– А его вы видели? – уточняю.
– Пожалуй что нет. Только грузчиков. Не похож он на тех, кто станет руки марать. Нынешняя молодежь вся такая, по-моему. Вот мой муж, он бывало…
Не дав ей закончить предложение, я благодарю и бросаюсь бежать по улице; от новостей разрывается голова.
Глава шестнадцатая
Суббота
В юго-восточном Лондоне я оказываюсь около полудня. Каким бы огромным ни был мир, каким бы необъятным во всех отношениях, мы все равно замыкаемся на орбите радиусом в несколько миль. Нас притягивает то, что нам знакомо, – отсюда и все наши беды. Я и сам стремлюсь к знакомому – чтобы сосредоточиться, не отвлекаясь ни на что внешнее. Вот почему я здесь, в Далич-парке, с нарождающейся головной болью, но ясным умом; я здесь, чтобы думать.
Это всегда было местом Грейс. Меня накрывают воспоминания или, может быть, сны. Вот скамейка, и я рою руками землю. Земля поддается. Но на этом все.
У нас могло получиться. Я все еще верю.
Помню, как читал ей под тем деревом и как мы потом встретились после разрыва. В каком-то смысле мы росли здесь вместе – люди и деревья, от саженца до дуба. Однажды в разгар лета я завязал ей глаза и повел через парк. День рождения у нее в декабре, но зиму она ненавидела. В тот год мы решили отпраздновать в августе, под солнцем, чтобы у нее наконец появилась солнечная фотография со дня рождения. Утром, заранее, я накрыл за деревьями пикник с сандвичами и шампанским, а в качестве сюрприза пригласил Себа с Ниной.
– Боже, Ксандер!
– С днем пока-еще-не-рождения, Мэйб.
Помню и другой эпизод, через пару недель после инцидента с Ариэлем. Я пытался убедить и себя, и ее, что не ревную или, если быть точнее, что больше не ревную, так как понял, что моя ревность подрывает ее доверие ко мне. Я позвал ее на прогулку в парк – как бы просто так, – а в это время карман мне жгла маленькая коробочка. Не было ни малейшей причины волноваться; ну правда, это была лишь просьба заключить мир, но эта просьба имела характер предложения. А может, в каком-то смысле и была таковым. Держась за руки, мы неторопливо дошли до пруда с лодками, а затем повернули вдоль него. Когда-то Грейс потянула меня кататься на лодке, но я упрямо отказывался, и она сдалась. Я не хотел разбавлять воспоминания о той ночи, когда мы вдвоем взяли лодку. Сесть в одну из тех лодок на пруду означало осквернить эту память. Мы миновали припаркованные зеленые водные велосипеды и уже ушли было дальше, как вдруг я предложил вернуться.
– Ну ладно, Мэйб, – сказал я, – но только один раз.
Она удивленно подняла брови, а потом ее лицо озарилось счастьем. Галантно помог ей забраться в лодку и пошел оплачивать; она сидела и ждала меня, радостно улыбаясь. Солнце жарило нещадно, и, пока мы отчаливали, я успел основательно перегреться. Пока лодка плыла по инерции, я немного передохнул, а затем вытащил коробку. Сердце билось как бешеное.
– Это ракушка, – объяснил я, когда она достала из коробки маленькое золотое украшение на золотой цепочке, – Фибоначчи и все дела.
Я старался звучать небрежно.
Она надела сразу, ее глаза лучились счастьем, и я вздохнул с облегчением.
С того дня она носила ее постоянно.
Пока не перестала.
А потом пошли подарки от Ариэля. Какие-то мелкие безделицы. Дешевые побрякушки из Чайнатауна: блокнот с «инь» и «ян», палочки благовоний, значки с буддистскими символами. Вся правда в том, что я бы никогда не ревновал так сильно, если бы не повстречался с ним лично. Он был подобен сильфу, пританцовывал при каждом шаге. А я – огромный, неуклюжий, неповоротливый. И все же, думаю, я бы смог это пережить, если бы не увидел, как он на нее смотрел – как на добычу. И больше того, если б не увидел, что она сама этого не замечает. Поверить не мог, что ей неведомы такие мужчины-хищники.
Наш спор вырос из улыбки на лице. У небольшого нефритового Будды. То был подарок на Рождество (Грейс даже не поняла, насколько нелепо дарить на Рождество статуэтку Будды). Утром, прямо у меня на глазах, она развернула упаковку, достала фигурку и задержала на ней взгляд чуть дольше, чем мне казалось уместным. Затем погладила ей голову – чуть нежнее, чем мне казалось уместным.
– Так приятно, что он не забыл, – произнесла она, аккуратно поставив фигурку на камин.
День или два спустя я случайно смахнул ее. То ли пыль протирал, то ли еще что.
– Ксандер! – воскликнула она, увидев скол. – Ты специально!
– Я не нарочно, – рассмеялся я.