– Как себя чувствуете? – интересуется она, растягивая гласные.
С севера родом, значит. Смотрю на ее лицо. Из-за россыпи веснушек на переносице кажется молоденькой.
– Нормально. Только освоиться нужно. Вы вернулись?
Кивает. От одежды веет чем-то свежим. Лимон?
– Я только что пробежалась по материалам дела. И уже перемолвилась словечком с полицией насчет содержания вас под стражей.
– Ну и?
– Похоже, что вы не того. – Тут она несколько раз крутит пальцем у виска. – Вас, похоже, проверили.
– Ну и славно, – выдавливаю я из себя улыбку.
– Плохая новость: вы идиот. Но есть и хорошая новость, – тут она поднимается на ноги и помогает встать мне, – у них недостаточно оснований вас задерживать.
Поворачиваюсь к ней.
– Что? Но я был там.
– Правда были? – Она моргает своими карими глазами.
– Да. Я же описал место в подробностях. Они знают, что я был там.
– Послушала я ваш разговор. Вас не было там в восемьдесят девятом. Вы были там на прошлой неделе.
– Но… это же она. Та же женщина, которую убили у меня на глазах. И оказывается, я ее знал. Грейс была моей девушкой.
Она роется в коричневом кожаном портфеле в поисках ручки.
– Не знаю я никакой Грейс. Мишель Макинтош – вот кто их интересует. В любом случае, будь у них достаточно улик, вам бы уже предъявили обвинение. Нет у них ничего.
– Но это ведь та же женщина, мисс…
– Джанин. Джен.
– Джен, это та же женщина. Она просто называла себя Грейс. Это было ее среднее имя. Я знал ее.
– Никакого среднего имени. Я видела свидетельство о рождении. Там нет среднего имени. В любом случае, когда мы сейчас к ним пойдем, вы на все будете отвечать «без комментариев». А когда вытащим вас отсюда, все как следует обсудим. Понятно?
Беру ее за локоть, хочу, чтобы она оставалась ко мне лицом, пока я говорю. Она должна понять.
– Это она. Говорю же вам. Я не сумасшедший. И не дебил. Это она.
– Значит, так. Мы прямо сейчас идем на встречу с полицейскими. Советую следовать моим рекомендациям, если только вы вдруг не желаете сознаться в убийстве. Без комментариев. Уяснили?
– Но…
– Ладно. Спрошу прямо. Вы убили ее? Эту Грейс, Мишель или как ее там?
– Нет!
– Что ж, – она смотрит мне прямо в глаза, – тогда без комментариев.
Мы снова в комнате для допросов; перед Конвэем теперь лежит бумажка с чем-то очень напоминающим список вопросов. Рядом с ним Блэйк; она, как погонщик, пытается собрать разбежавшиеся по столу листы. Оба они напоминают воинов перед битвой.
Конвэй снова зачитывает предупреждение и представляет «под запись» моего солиситора – Джанин Каллен.
– Я рекомендовала клиенту отвечать «без комментариев», – заявляет она, как только называют ее имя.
– Что ж, мистер Шют, это ваша прерогатива. Но мы все равно можем спрашивать. И в конечном счете вам решать, отвечать или нет. Это просто рекомендация. Именно вам придется объяснять суду, почему вы не отвечали на вопросы.
– Понимаю, – говорю я и тут же ловлю на себе взгляд Джен. – Без комментариев.
– Мистер Шют, вы согласны с тем, что тринадцатого февраля сего года заявили нам об убийстве?
Джанин сразу же встревает:
– Эти улики не могут быть приняты к рассмотрению. Ему не озвучивали предупреждение перед тем, как он сообщил об этом.
– Пусть суд принимает решение насчет возможности принять или не принять к рассмотрению эти улики. Я тем не менее спрошу. Вы заявили нам об убийстве и назвали адрес: 42Б, Фарм-стрит, Мэйфейр. Вы согласны?
– Без комментариев.
– И вы описали, я бы сказал, довольно подробно интерьер помещения. Вы согласны?
– Без комментариев.
– Вы говорили правду, когда описывали помещение?
– Без комментариев.
– Вы описали помещение вплоть до плитки на полу.
– Это вопрос? – оживает Джанин.
– Вы согласны, что описали плитку в прихожей?
– Без комментариев.
– На самом деле вы описали помещение даже два раза, по независящим друг от друга поводам. Вы согласны, что полицейские фотографии квартиры сорок два Б на Фарм-стрит в точности соответствуют вашему описанию? Под запись: подозреваемому демонстрируется вещдок РГ/два.
– Без комментариев.
– Вопрос, который мы обязаны задать: как вам удалось описать место убийства почти тридцатилетней давности?
– Без комментариев.
– Потому что, если у вас есть объяснение, подтверждающее вашу невиновность, мы бы хотели его услышать. Оно у вас есть?