Слово «жертва» тяжело повисает в воздухе. Бросаю взгляд на Джен – она еле заметно качает головой.
– Я не знал ее, – отвечаю я.
– Хотела бы еще раз напомнить вам о моем совете, мистер Шют. – Голос у Джен дрожит.
– Вы с ней были в отношениях?
Делаю вдох. Ужасно хочется разъяснить этот момент. Эта часть моей истории безобидна. Но взгляд у Джен стальной.
– Без комментариев, – отвечаю я.
Джен по-прежнему сидит, но уже более расслабленно.
– Вообще-то, отрицать нет большого смысла. Во время вашего последнего допроса офицеры провели обыск по адресу, указанному в залоге, и нашли кое-что интересное. Под запись: показываю подозреваемому вещдок РГ/девять, подборка фотографий. Посмотрите на эти снимки, мистер Шют. На них вы вместе с покойной. Просто чтобы вы знали: это лишь малая часть из тех, что у нас есть.
Я не знал, что у Себа были фотографии. Конечно, какие-то у него должны были оставаться. Вспоминаю про фото на камине.
– Это вопрос, офицер? – уточняет Джен.
– Нет, вопрос в том, готовы ли вы признать, что между вами были отношения? – раздраженно бурчит Конвэй.
Я не знаю, как может «навредить моей защите», если я признаю это, но я следую ее совету.
– Без комментариев.
– Ладно. Тогда будем по-плохому. Вещдок РГ/десять – это письмо, написанное от руки на светло-голубом листке из блокнота.
Взглянув на него, сразу вспоминаю. В каждому углу значки «инь» и «ян». Это была фирменная бумага Грейс. Она всегда писала мне только на ней.
– Узнаете это письмо?
Мое письмо. Откуда у них мое письмо? И тут припоминаю: вещи, что Себ хранил на чердаке. Должно быть, забрали оттуда. Думаю про деньги, и меня осеняет мысль, что они же могли забрать и доллары. Впрочем, Себ был уверен, что нет.
– Офицер, я полагаю, это забрали в ходе обыска, совершенного без соответствующего ордера, – встревает Джен.
– Об этом можем поспорить чуть позже, мисс Каллен. А теперь позвольте просто спросить вас, мистер Шют, вы узнаете письмо?
– Без комментариев.
Я с трудом борюсь с желанием все объяснить.
– Я сейчас зачитаю вам. На письме стоит дата: второе ноября восемьдесят девятого. «Дорогой Ксандер, – написано там, – я не уверена, отправлю в итоге тебе это письмо, или же оно разделит судьбу остальных, которые я начинала писать, но затем комкала и выбрасывала. Хочу, чтобы ты знал: я никогда не хотела причинить тебе боль, пусть даже все получилось так, что мы снова и снова лишь причиняем боль друг другу. На этот раз…»
Меня как по щелчку переносит на три десятилетия назад. Я не помню письма и того, что в нем написано, но я помню все остальное. Что носил тогда старый твидовый пиджак из магазина секонд-хенд. Сигареты «Консулэйт», которые курил. Помню яблочно-белые стены в комнате, в которой читал это письмо. Помню чувство, как внутри все сжалось. Безнадега.
– Стойте, – говорю я. – Да. Я знал ее. У нас были отношения.
Джен сердится, но больше на Конвэя, чем на меня.
– Судя по письму, ваши отношения завершились по ее решению, так сказать, – заявляет он.
– Да, – отвечаю я сквозь зубы.
– Что вы чувствовали в тот момент? – интересуется он.
– Я снова повторю вам свой совет, мистер Шют.
– Все в порядке, Джен. Я чувствовал то, что чувствовал бы любой другой. Я любил ее. Я не хотел, чтобы это заканчивалось. Но это было выше моих сил.
Я говорил то, с чем сам еще не до конца свыкся.
– Какой интересный оборот вы использовали, мистер Шют, да?
– Это вопрос? – возникает Джен.
Вжавшись в кресло, она нервно ерзает.
– Сейчас будет, мисс. Видите ли, по адресу, указанному в вашем залоге, мы также обнаружили это. На дне картонной коробки, которую вынесли с чердака. Это ваш почерк? Для аудиозаписи: показываю подозреваемому улику РГ/одиннадцать, письмо без даты.
Смотрю на то, что он мне показывает. Оно все еще в полицейском целлофановом пакете, но почерк я легко могу различить. Это мой почерк, точнее, каким он был.
– Без комментариев, – отвечаю я.
– Если вы отрицаете, что это ваш почерк, мы легко сможем привлечь графолога – тем более что в конце указано ваше имя. В этом письме вы используете то же выражение, что и произнесли сейчас. «Это выше моих сил» – так вы пишете в своем письме покойной.
Напрягаю память, но там сплошной туман. Смотрю на Джен – она в бешенстве. Слава богу, пока я пытаюсь ухватиться хоть за какие-то воспоминания, Джен сама начинает говорить:
– Во-первых, офицер, глядя на письмо, могу сказать, что оно адресовано не покойной, а некой Мэйбл. И во-вторых, если письмо обнаружили по этому адресу, очевидно, что оно не дошло до Мэйбл, кем бы она ни была, поэтому не понимаю, какое отношение оно может иметь к делу.