Контора Назрин выглядела ровно так, как я и представлял. Офисные сотрудники на своих местах, болтают по телефону и пялятся в компьютеры. В комнате ожидания, куда меня привели, на стенах постеры с нарисованными от руки карикатурами на барристеров. Сквозь стеклянную дверь вижу, как мне представляется, самих барристеров, которые проносятся мимо в строгих деловых костюмах. Через несколько минут за нами приходит подросток в костюме из полиэстера и ведет в конференц-зал.
– Вам чай или кофе, мисс? – спрашивает он у Джен, пока мы идем по обитому панелями коридору.
– Кофе было бы отлично, Майк, – отвечает она. – Ксандер?
– Мне просто воды, спасибо.
Слова засыхают у меня во рту. Здесь я нервничаю. Это закрытое от внешнего мира место, как Кембриджский университет, но при этом куда серьезнее.
Он проводит нас в симпатичную комнату, где ждет женщина с натянутой улыбкой. Я озираюсь. Больше деревянных панелей на стенах. Подъемное окно выходит на вымощенный двор, из-за чего все здесь выглядит как пародия.
– Мистер Шют, я Назрин. Присаживайтесь, – обращается она ко мне, а затем поворачивается к Джен: – Как я рада снова видеть тебя, Джанин.
Джен улыбается и садится рядом со мной за большой стеклянный стол. Назрин захлопывает ноутбук и наклоняется вперед.
– Мистер Шют. Сразу к делу. Я ознакомилась со всеми документами, которые соизволило передать обвинение. Из того, что я увидела, есть новости хорошие и плохие.
Обнаруживаю, что непроизвольно киваю, как будто подвешен на нитке, которую она дергает своими пальцами.
– Хорошие новости в том, что нет никаких данных судмедэкспертизы, подтверждающих вашу причастность к убийству. Это означает, что, насколько можно судить, не обнаружено ничего – ни рядом с телом, ни даже в комнате. Хотя будьте уверены, что они продолжат расследование, и не удивляйтесь, если улики представят в самую последнюю минуту.
– Ладно, – говорю я и смотрю на Джен, которая выглядит расслабленной, передав меня в руки эксперта.
– В ходе допроса тем не менее вы сделали некоторые заявления. Должна сообщить вам, мистер Шют, что, если бы вы последовали рекомендации во время последнего допроса, этих бы козырей у них сейчас не было. То есть, думаю, мы бы смогли исключить из дела сделанные вами ранее заявления, несмотря на озвученное предостережение. Но теперь работаем с тем, что есть.
– И что же у нас есть? – переспрашиваю я.
– Зависит от вас, мистер Шют. Если продолжите настаивать на том, что заявили ранее, то у нас есть вы, присутствовавший на месте совершения убийства без какого-либо внятного объяснения. Не говоря уже о факте снятия значительной суммы наличных с банковского счета за несколько недель до ее смерти.
Последнюю фразу она произносит, приподняв брови, как будто ожидает, что я стану возражать.
– Что вы имеете в виду – настаивать? Я не могу отменить то, что уже сказал.
– Ну как бы выразиться, – лукаво ухмыляется она, – не все ответчики на суде придерживаются той же версии, что изложили в полицейском участке. Где часто говорят вещи, находясь под серьезным давлением, и совсем не те, что хотели бы сказать. Понимаете? Я имею в виду, что, с одной стороны, у нас есть заявление, что вы наблюдали убийство покойной. А с другой стороны, факт, что, по вашим словам, вы впервые оказались в том доме лишь несколько недель назад. Так что можно взглянуть на это так, что у вас с полицией возникло недопонимание. Вы говорите про разное.
Ерзаю на стуле. На мне одежда, в которой я спал, пусть я и постирал ее потом в общественном туалете. Выглядит это следующим образом: я беру носок и тщательно тру его в горячей воде с мылом. Потом, пока он еще мокрый, обтираюсь им как влажным платком, а затем сушу в сушилке для рук. Однако грязная одежда даже на чистой коже причиняет мне дискомфорт.
– Но, как уже говорила Джен, я думаю, что был там. В восемьдесят девятом то есть. Грейс дала мне ключ. Уверен, так и было. Наверняка я там был. Наверняка это ее убивали у меня на глазах.
Она кладет ручку за ухо и бросает взгляд на Джен, которая тут же проворно его ловит.
– Простите за прямоту, мистер Шют. Но вы не слишком уверенно звучите. А что, если, подумав, вы решите, что на самом деле не видели, как убивали мисс Макинтош. А что, если все эти годы неприкаянной жизни, скажем так, несколько притупили вашу память? Я к тому, что не так уж редко люди под стрессом становятся восприимчивы к навязыванию им чужого мнения. Вы можете быть уверены в том, что этот офицер, детектив-инспектор Конвэй, не воспользовался вашей восприимчивостью?
Джен роняет голову на грудь, приготовившись к тому, что случится следом.