— Я тебе хребет перешибу, — ласково шипела она в заросли чужой смородины. — Тварина, вся в мамашу!..
В кустах что-то шуршало и чавкало.
— Эй, — окликнул ее Яр. — Вы кого убивать собрались?
— Это, — с отвращением выплюнула женщина. Выпрямилась и провела рукой по лицу. За ее пальцами потянулась широкая красная полоса. — Видал? Третья курица за неделю.
— Лиса? — спросил он, подходя поближе. — Вы бы тогда поленом поменьше махали, бешенство все-таки.
— Да какая лиса… — вдруг всхлипнула она. — Вон, смотри, чешет… тварина.
Яр нагнулся и поднял тварину за шкирку. Тварина заворчала, но зубов не разжала — она деловито догрызала еще бьющуюся белую курицу.
Он не сразу опознал в этом комке шерсти, толстых лап, перепачканных кровью крыльев и острых белых зубов рыжего щенка.
— Ваш? — спросил он, глядя в ехидно поблескивающие собачьи глаза.
— Щас не будет, — пообещала женщина, протягивая руку. — Сил моих нет, всех раздали, а это вот кому надо? Это ж маньяк натуральный, на рожу ее глянь!
— Я возьму, — сказал Яр и взялся за холодные куриные лапы. Повозился, пытаясь забрать птицу из сжатых челюстей, а потом просто дернул. Куриная голова и шея остались в собачьей пасти.
Яр протянул мертвую птицу женщине, достал из кармана последнюю купюру и понес щенка к машине.
— Я обратно даже за доплату не возьму! — крикнула она ему в спину.
Яр только вздохнул. Снова поднял щенка за шкирку, разглядывая в свете фар его розовый живот.
— Ага. Девка, значит. Поэтому такая злая?
Щенок мрачно хрустел костями и на Яра смотрел с презрением.
— Будешь Айна, — решил он.
Посадил щенка на водительское сидение и завел мотор.
Яна рассказала бы сказку, в которой не было имен, потому что есть две одинаковые сказки. О человеке, который связался не с теми людьми и стал совершать одно преступление за другим. И его дочери, которая могла только смотреть и молчать.
Потому что все знают, кто убил Лору Палмер.
Нужно было только понять, кто именно в этой истории был Лорой.
…
Лена повесила на двери проката табличку «Закрыто», поставила у окна кресло и ведро с водой. И стала чистить подсвечники. Откалывала куски парафина, падающие в теплую мыльную воду, иголкой выскребала нагар из узоров. И молчала.
Яна включила «Игру в прятки», выключила звук и застыла, уставившись в экран. Нора бродила по прокату и курила одну сигарету за другой.
Не стоило в это ввязываться. Если она действительно хотела бросить курить, нужно было все-таки вести кулинарную колонку.
Скоро раздался стук в дверь. Пришел Володя — спокойный, будто даже пополневший, в своем вечном свитере и с бриаровой трубкой. Сел рядом с Леной, погасил трубку и стал молча смотреть, как она работает.
Пришла Инна. Она возвращалась из школы, и розовый рюкзачок, увешанный брелоками и обколотый значками с анархией, сразу стал самой неуместной вещью в прокате.
Яна лежала, прижимая к полному холода животу кассету, которую принесла Нора, и мечтала умереть.
Наконец, пришел Яр. За ним мрачно ковылял рыжий щенок с совершенно мизантропичной мордой.
— Не с кем оставить, — сообщил он Норе. — Фаиза уехала.
— Это собака скреблась в стены? — спросила она. — Когда ты вернулся из Айны?
— Да. Я воды-еды оставил и сутки проспал. Из меня плохой хозяин. Здравствуй, Яна.
Она подняла на него помутневшие голубые глаза. И улыбнулась.
…
— Деньги мы с Ветой нашли за несколько месяцев до ее смерти. Они лежали в коробке из-под бритвы на антресолях — много, почти триста тысяч и еще советские юбилейные рубли.
Отец сказал, что это нам на учебу. На университет. Мама удивилась — она не знала, что он копил. У нас вообще не очень хорошо было с деньгами. Папа тогда перегонял машины, хотя вообще-то ему нельзя было садиться за руль. Врачи запретили. Но он пил таблетки и говорил нам, что все порядке, а маме приходилось ему верить.
А я не хотела идти в университет. Я была бунтующая дура, влюбленная в кассеты и «Твин Пикс». Я хотела фильмотеку, красные шторы и атмосферу мрачной тайны.
Вета собиралась замуж. Вета поступила на бюджет и сказала, что ей эти деньги без надобности, я могу все забирать, если хочу. А я хотела.
Хотела — и забрала.
Яна говорила все это, не открывая глаз. Она не хотела видеть, как смотрят на нее те, кому она обещала утешение все это время. Не хотела, не видела — но знала, что Володя курит свою уродливую трубку и выглядит отрешенным, Лена хмурится и разглядывает свои заломленные белые пальцы, Инна крутит брелок в виде кожаного кролика, утыканного шипами. А Яр сидит в соседнем кресле. На его подлокотнике сидит Нора и гладит его ледяную руку, сжатую в кулак. Из кулака свисают концы рояльной струны.