Что еще ему известно? На карте, которую он носил в кармане, красными точками отмечены места, где находили тела, и мосты, откуда их предположительно сбрасывали. Это тоже казалось Яру странным — пара мостов были невысокими, находились почти над самой водой, и тело можно было практически опустить. Но остальные были большими, с высокими перилами. Притащить девушку — живую, мертвую? — на мост уже было проблемой, а потом сбросить ее в воду, еще и в венке? Это ведь ужасная глупость. Тело обязательно уйдет под воду, перевернется, цветы разлетятся, кровь из пореза вымоет. Не получалось меланхоличной красоты, выходила какая-то бессмысленная муть и много лишних движений.
Яр не раз с раздражением ловил себя на том, что думает о том, как правильно убивать женщин.
Каждая деталь, которую ему удавалось присоединить к пазлу, не дополняла, а разбивала прошлую картину. Яр думал, что убийства ритуальные. Думал, что для маньяка имеют значение детали, но детали разнились — даже по фотографиям, которые иногда печатали в газетах, он видел, что лица у девушек порезаны не особо старательно. Как подпись, которая каждый раз получается разная, а какая она в паспорте человек часто сам давно не помнит.
Домой он вернулся через полтора часа. Душ был не занят, поэтому он быстро вымылся и переоделся, заварил чай в той же кружке, из которой пил утром. Подумав, обулся и спустился на первый этаж, покурить на свежем воздухе и посмотреть почту. Сегодня должны были привезти очередной выпуск криминальной газеты, на которую он был подписан. Ничьих писем он не ждал, поэтому, увидев в общем ящике конверт с номером своей комнаты, очень удивился.
И так и остался стоять с незажженной сигаретой посреди коридора.
Первое, что он узнал — почерк Рады. Синие буквы, такие же, как жили в ее конспектах, на ее записках. Потом он узнал и конверт — голубой, из лимитированной серии. Рада любила бумажные письма, даже пару раз отзывалась на объявления о знакомствах в газетах. Писала бабушке в деревню, писала учительнице музыки, когда она переехала в деревню, подругам в других городах, общалась с коллекционером марок из Самары — она достала ему какие-то редкие марки, а он организовал ей транспортировку пианино своей матери, которое, по его уверению, всю жизнь мечтал топором порубить в щепки.
И вот какое-то из писем вернулось. Сделало круг по городу, а может, и по стране, а теперь вернулось к Раде — точнее, к Яру.
Увидев адрес, он зажмурился и несколько секунд гладил кончиком пальца сгиб конверта, не зная, что делать с этой новостью.
В графе «кому» твердым почерком было выведено «папе». Адрес был неправильным — Яр точно знал, что в городе нет такой улицы и нет домов, где могла бы быть квартира 257. Удивительно, что это письмо «на деревню дедушке» не оказалось в одном из мешков с обертками и рваными коробками, которые стоят у любого почтового отделения.
«А может, это не первое письмо? — подумал Яр, все-таки выходя во двор и щелкая зажигалкой. — Может, десяток выбросили, а тут кто-то добросовестный попался. Ну что теперь. И, наверное, можно читать ее письма».
Он достал из кармана складной нож. Не хотелось рвать конверт, который заклеивала Рада, пусть он потом и исчезнет из его дома вслед за всеми ее вещами.
Вертикально развернутый тетрадный лист был целиком исписан убористым почерком. Буквы теснились в каждой голубой клеточке, намертво вгрызались в желтую рыхлую бумагу и не сообщали ничего интересного. Яр скурил три сигареты, прочитал письмо дважды, жадно шаря по строчкам глазами, но не нашел ничего интересного.
Это было обычное письмо дочери отцу, дежурное, но, насколько Яр мог судить, вполне искренне благожелательное. Рала писала о своем недавнем концерте в филармонии, рассказывала об учебе, вскользь — о Яре, сдержанно, явно подбирая слова. Тщательно выверенная доза информации и эмоций, но не из недоверия, а скорее из-за множества условностей, связывающих родителей и детей. По крайней мере, так показалось Яру.
В этом письме не было совершенно ничего необычного. Оно могло бы стать еще одним воспоминанием, запертыми в столе, охраняемым артефактом, впитавшим ее касания, только вот кое-что мешало: Рада говорила, что отец ушел из семьи, когда она была совсем маленькой. Она почти не помнила его, выросла с матерью и, по ее словам, никогда не чувствовала потребности в отце, потому что не помнила, как это, когда он есть.