— Хочешь сказать, что не жестоко против воли выдавать всех незамужних ведьм замуж, лишь потому что процент рождаемости упал? — с насмешкой проговорила Панси, смешно сдувая упавший на глаза темный локон.
— Знаешь, тут и не поспоришь с тобой. — покачала головой в ответ Лавгуд, с сомнением глядя на фото. — Просто не хочу превратить наш журнал в очередную желтую прессу.
— Не переживай по этому поводу! Наступит день, когда у нас будет выстраиваться очередь из магов, чтобы попасть на обложку. Но, а пока будем привлекать читателей. Мы же тут не про сплетни всякие пишем, а по факту.
— Ты права! — удоволетворено ответила Луна, успокоившись от слов подруги, чьи статьи ей очень нравились за их прямоту и непредвзятость. — Просто никого не хочется обижать.
— Я тебя умоляю, дорогая! — с сарказмом проговорила Панси, дописывая последнее слово в своей статье. — Это он нас обижает своей реформой, а не мы его! Это, скажем так, наша маленькая месть ему, после того как он назвал нас «своенравными преградами к восстановлению магического населения».
— Да, он тот еще персонаж! Что же, ты победила! — с улыбкой ответила Луна, по привычке поправив свои серьги редиски, раздражающие всех и вся еще со времен Хогвартса, и положила снимок поверх бумаг на своем столе. — Как насчет перекусить?
— В той милой кофейне?
— Ну конечно!
— Пошли! — с энтузиазмом воскликнула Паркинсон, уже чувствуя тот самый прекрасный запах свежих круассанов, всегда царивший в том милом кафе напротив их офиса в Хогсмиде, где они основали свое маленькое издательство, которое, впрочем, когда-нибудь совместными усилиями мечтали расширить.
Маленькое заведение под названием «Ваниль» как и всегда порадовало девушек сладкой выпечкой, которой они, уже по сложившейся традиции, отмечали выпуск новой партии журнала, над котором до этого трудились около месяца.
Панси, как и обычно, взяла свой любимый круассан с ванилью и капучино, а Луна фруктовую слойку с горячим шоколадом, который тоже был здесь великолепным.
— Как дела у твоего папы? — спросила Панси, пока они ждали за столиком свой традиционный заказ.
— Ох, лучше, но ему все еще сложно прийти в себя. — тяжело вздохнула Лавгуд. — Но врачи говорят, что есть положительная динамика и есть вероятность, что он когда-нибудь сможет все же перестать принимать успокоительные.
— Это ведь хорошо! — улыбнулась подруге Панси, желая поддержать ее. — Еще месяц назад они не могли дать никаких прогнозов по его состоянию.
— Это верно, просто надеюсь, что когда-нибудь он сможет окончательно прийти в себя. — опустив глаза вниз, слегка улыбнулась Луна, для которой тема здоровья ее отца после войны стала болезненной, ввиду его постоянных и беспричинных вспышек паники.
— Не переживай, он обязательно поправится! — уверенно произнесла Панси, сжав руку Луны в знак полной поддержки.
— Спасибо. — ответила Луна, сжав руку подруги в ответ, и в тот же момент у их столика оказался официант с подносом в руке, который принес их заказ.
— Ну что, а как там дела с твоими родителями? — спросила Луна, блаженно прикрыв глаза и вдыхая этот приятный аромат свежий выпечки, и только после этого взглянула на Панси, которая уставилась на свою тарелку с непередаваемым отвращением на лице. — Дорогая, что случилось? Ты не хочешь говорить о них?
— Нет, но мне что-то нехорошо от этого запаха. — ответила Панси, закрыв нос рукой, чтобы ничего не чувствовать.
— Что ты имеешь ввиду? Запах восхитительный. — удивленно расширив глаза ответила Луна, посмотрев на тарелку Паркинсон, в которой как обычно лежал ее любимый круассан с ванилью.
— Не знаю, но мне что-то нехорошо! — воскликнула Панси, прикрыв рот рукой и вскочив со своего места, и бегом побежала в туалет.
Луна, впрочем, ничего не понимая, отправилась вслед за подругой, не зная, что и думать. Панси стояла напротив туалета и ее сотрясала дрожь от спазмов и начинающейся рвоты. Лавгуд подбежала к ней, убрала ее волосы и стала гладить ее по спине, ожидая, когда подруге станет легче. Благо, это закончилось через несколько минут, и Панси смогла умыться холодной водой из-под крана с помощью Луны, которая помогала ей, держа ее сбоку за локоть. Чуть позже они вместе расположились на скамейке, которую смогла наколдовать когтевранка из одной из своих сережек.
— Как ты себя сейчас чувствуешь? — обеспокоенно спросила Лавгуд, гладя несчастную по голове, пока ее до сих пор сотрясала дрожь от спазмов.