— А ты сам подумай: у нас будет больше возможностей их разыскать, — сказал я, чувствуя, как мои щеки краснеют, что происходило лишь в те моменты, когда я сильно волновался. — Профессор сказал, что его родители волшебники, поэтому и он волшебник. Может, наши родители тоже волшебники, как и он?
Питер несколько минут пристально смотрел мне в глаза, стоя в нескольких метрах от меня в старых коричневых изорванных штанах и синей футболке, которая висела на нем мешком, и обдумывая, чем бы возразить. Его вид был настолько жалок, что я даже забыл, что выгляжу ничуть не лучше. Такой же худой и в таких же лохмотьях, только другого цвета. И еще без синяков, благодаря магии, а он с порванной губой и царапинами на руках.
— Менинкс сказал, что мы никогда не увидим родителей, — тихо произнес он, сев на кровать и опустив голову на согнутые в локтях руки.
— Менинкс — лжец! — твердо произнес я, вставая напротив него.
— Да, я знаю. А если он прав? Если они больше не появятся? Я даже не помню, как выглядит моя мама и нужен ли я ей, — все так же тихо произнес Питер, не отрывая рук от лица. Казалось, что у него просто нет сил смотреть на меня.
— Если они не найдут нас, то нам придется искать их самим. Мы найдем и спросим, — произнес я, кладя ему руку на плечо. Я не хотел обнадеживать его глупыми мечтами о том, что наши родители будут нам рады, а просто сказал, как есть.
Он поднял голову и пристально посмотрел на меня своими умными зелеными глазами, а затем твердо произнес:
— Мы сможем!
<tab>— Ты прав, мы все сможем! — подтвердил я.
Глава 3. К Мерлину всех!
1998 год
— Гермиона, ты где была? Гарри и Рон с ума уже сходят, разыскивая тебя! — сказал проходящий мимо меня Невилл, выглядывая из-за огромной коробки с волшебным конфетти для представления в большом зале, которую он нес туда.
— Я была в библиотеке. Помогала мадам Пинс восстанавливать ее до конца, — ответила я, подходя к Невиллу и открывая перед ним дверь в зал, поскольку он сам не мог этого сделать из-за коробки. — А что случилось? И почему бы просто не леветировать коробку? — поинтересовалась я, проходя в зал следом за ним.
— Вообще-то, так намного интереснее, — улыбнулся мне он. — А что насчет Гарри с Роном, ты ведь знаешь, какими параноиками они стали. Особенно Гарри! — закончил он, закатив глаза, и направился к Падме, чтобы отдать коробку.
От меня не укрылось то, что Невилл так и не сказал, что случилось. А что-то явно произошло, раз он не захотел мне говорить. Видимо, Гарри и Рон попросили его этого не делать.
Да, уж кому, как не мне, точно знать, какими параноиками они стали. Гарри и Рон всегда были горой за меня, пытаясь защитить и отгородить от опасности, но после всего, что мы вместе пережили на войне, и после моего пленения в Малфой-мэноре, эта забота многократно увеличилась. Теперь, после моего возвращения в школу, я и шагу не могу сделать без их ведома. Конечно, я понимаю, что они просто за меня беспокоятся, особенно после всех тех потерь и пыток, которые мы все перенесли, но все имеет свои границы. И мои попытки их образумить ни к чему не привели (как и всегда). Гарри и Рон продолжают гнуть свое, совершенно не понимая, что я смогу сама за себя постоять при необходимости.
Я оглядела большой зал, пытаясь отвлечься от этих мыслей и переключиться на более спокойные для меня сейчас темы. Например, на предстоящий бал по случаю победы и нашего выпускного.
Десять человек работали над оформлением зала, и у них это очень хорошо получалось: Луна заколдовала потолок так, чтобы звезды создавали разные причудливые картинки, а Невилл разместил по углам ледяные скульптуры животных четырех факультетов, которые, благодаря Симусу Финнигану, каждые пять минут загорались подобно фейерверку и возвращались в свою первоначальную форму. Парвати и Падма Патил украсили стены плакатами с забавными колдографиями всех наших сокурсников, которые старательно делал Колин Криви при жизни. Это была своеобразная дань ему и его увлечению. Все в этом зале было пропитано воспоминаниями о каждом человеке, который не смог быть здесь для празднования Победы.
Подумать только, буквально два месяца назад замок был почти полностью разрушен, а в этом зале лежали горы трупов дорогих нам людей. Тогда о праздновании и не говорили, потому что каждому казалось невозможным радоваться без любимого человека рядом. Всех война задела по своему. И после окончания битвы никто не знал, что будет дальше. Единственное, чего всем хотелось — выплакаться и успокоится в одиночестве, без сочувствия и утешений со стороны, просто ни о чем не думать. Что потом я и сделала, уехав в пустующий дом своих родителей и никому ничего не сказав. Это было эгоистично, но так необходимо для меня тогда. Правда, время бежало и нужно было как-то двигаться вперед. Я была нужна друзьям, поэтому пришлось вернуться обратно в Хогвартс, несмотря на зияющую дыру в душе. Только позже я осознала, что делаю это не для них, а для себя, что бегу от воспоминаний о плене в привычной для себя обстановке родного замка. К сожалению, не помогало. И тот факт, что я физически не могла спуститься в Подземелья, где, казалось, каждая пылинка напоминает о <i>нем</i>, только подтверждал это. Но тогда я была еще не готова морально признать ту истину, поэтому продолжала, как могла, играть роль умницы Гермионы. И не я одна была такой, оглядываясь сейчас в прошлое, я понимаю, что очень многие поступали так же.