ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Немец пока не беспокоил налетами. Но тревожное чувство не оставляло бойцов. На юге шли ожесточенные бои. Враг лез к Волге, рвался на Кавказ. На Ленинградском жили делами и думами южных фронтов. С газет и боевых листков не сходили слова: «Убьешь немца на Неве — он не появится на Волге». «Собьешь стервятника в ленинградском небе — он не сбросит бомб на Сталинград».
Фронтовое затишье было обманчивым, хотя порой казалось, что немец перебросил свою воздушную армию на юг. Там была решающая битва. Фашисты спешили, хотели форсировать Волгу летом, и зверели, натыкаясь на яростное сопротивление Красной Армии.
На прожзвуке с нетерпением ждали газет: что на юге?
Для Веры Тихоновой газета являлась предлогом для разговора с Андреем Бойковым. Собственно, их знакомство началось с газеты. Как-то она робко спросила:
— Вам почитать, Андрей Федорович?
— Спасибо, Вера. С удовольствием послушаю, — ответил он, улыбаясь.
Непосредственная в проявлении чувств, перенесшая горе, женщина считала своим долгом помогать такому человеку, как Бойков.
— Можете считать это моим шефством над ним, — говорила она подругам, — а он надо мной шефствует. Слепой, слепой, а знает больше моего... Читал много, не то, что я...
Дочь портового грузчика, Вера Тихонова рано вышла замуж. Родился ребенок, и ее затянули семейные заботы. По своей натуре она была любознательна, всегда чему-нибудь удивлялась. Слепой на войне явился для нее предметом изумления, даже загадочным человеком. С неподкупной наивностью она однажды спросила Бойкова:
— А вы бы хотели увидеть немецкий самолет?
Андрей услыхал непосредственность в голосе Веры и спокойно ответил:
— Это не обязательно. Вот землю родную, друзей, вас до боли увидеть хочется. Порою так сердце схватит, что кажется, разорвал бы себя на части.
— И ничего нельзя сделать? Говорят, операции бывают.
— У меня глаз нет... Совсем нет... Я вот видел свет и уже этим утешаю себя. А другие с рождения слепые... Они несчастны и озлобляются на людей... Нужна большая воля и умные учителя такому... Да вы читали книгу «Слепой музыкант?»
— Не приходилось.
— Я ее несколько раз прочел. Целые страницы на память знаю.
Павел Готовчиков заметил их необычную дружбу и старался оберегать ее, так как понял, что она помогает и слепому и женщине.
О себе Тихонова всегда говорила спокойно, словно прислушивалась к собственному голосу.
— Я, Андрей Федорович, сама напросилась в армию, а когда призвали — испугалась. И за прибор садилась с боязнью. А теперь привыкла. Стрелки стали слушаться меня. Обед, пожалуй, труднее варить, — она улыбнулась.
— Это в спокойной обстановке... Мы ведь не на самой передовой, — ответил Андрей. — Там всякое бывает, там и герои настоящие. — И он припоминал военные подвиги бойцов, о которых знал из газет и которые, как ему казалось, находились где-то на других фронтах, в других подразделениях. Андрею и в голову не приходило, что его поступок тоже равен подвигу. Он стал чернорабочим войны, привык к фронтовой обстановке и не считал ее необычной.
Беседы с Верой Тихоновой заставили его все чаще обращаться к книгам. Их регулярно присылал ему с командного пункта дивизиона политрук Никулин. Однажды он сам принес Бойкову историю Коммунистической партии. Что-то новое, большое привнесла она в мир Андрея. Он чувствовал, что становится духовно богаче, что сквозь сердце к нему пробивается свет великих свершений в советской стране, которые дали ему право на жизнь, работу, сделали воином.
В такие минуты ему казалось, что он поднимается на высокую гору. Взойдет, обопрется на палку и рукой показывает во вражескую сторону. Тревожным голосом говорит:
— Люди, я знаю ночь... Но оттуда, из фашистской страны, идет мрак страшнее моей ночи...
Через две недели на точку снова приехал командир полка. Вручал Андрею Бойкову медаль «За боевые заслуги».