— Я понимаю, вам трудно... Нелегко и мне... Как бы ни огрубел человек, но чувства его живучи... Я огрубел... Ожесточился. В войну особенно. А вот жизнь полюбил еще больше... Людей. Я сильный этой любовью. Жалость — не по мне... Женская жалость —• особенно. Она бывает обманчивой...
Андрей недоговорил. Загудел рельс, и у леса отозвалось эхо:
— Тре-во-о-ога-а!
Бойков рванулся. Упала палка. Поднимать не стал. Побежал. Верину руку не выпускал. Казалось, она упирается, а он тянет ее к прибору. Так и прибежали вместе.
Бондарь был уже на звукоулавливателе. Сказал, что ночь темная и звездная. Прибежали остальные бойцы. Андрей начал медленно поворачивать маховик и вслушиваться в небо. А в голове стоял взволнованный голос Веры Тихоновой. Она и здесь была рядом — корректировщик азимута. Бойков ощущал неловкость, и все же такой разговор должен был произойти.
Что-то, едва уловимое, пощекотало ухо. Андрей напрягся. Повернул на пол оборота маховик: раздался шелест, словно муха пробежала по бумаге. Потом сильнее. Ага, начинает беспокоить затылок. Пока легко. Нет, шум нарастает. Вот уже комариный зуд. Самолет? Да, немецкий.
— Цель поймана! — крикнул Бойков.
Готовчиков от звукоулавливателя побежал на пульт управления. На позиции — гнетущая тишина. Слышно как в овраге бурчит агрегат. Доложил о цели Бондарь. Корректировщики спокойно совмещают стрелки. На пульте высчитали скорость и дальность самолета. Враг шел прямо на точку. Андрей слышал гудение уже не одного самолета. Затылок болел от рева фашистской армады. Немцы решили обрушиться на город неожиданно. Надеялись, что воздушная защита Ленинграда усыплена их молчанием.
Далеко слева заметались прожекторные лучи. Над позицией висела чернота. Небо стонало. Словно от тяжелого гула потускнели звезды. А может, их просто закрыли вражеские самолеты.
Координаты, полученные на приборах, передавались на КП зенитных дивизионов. Их сообщала Фалькова по телефону прямо с пульта управления. Бойцы точки знали, что по их данным зенитчики уже навели стволы орудий в сторону бомбардировщиков. Нужно точно определить, когда открыть луч. Нервничала у прожектора Антонова. Ей чудилось, что самолеты летят уже над самой головой. Еще секунда промедления и будет поздно. Почти одновременно с Готовчиковым она крикнула:
— Луч!
Удивилась: световой столб лег наклонно. Он попал точно в цель. Однако самолет не пытался выйти из луча — шел уверенно вперед. А батареи молчали. Теперь выжидал зенитный дивизион. Секунда, другая, третья...
— Четвертая! Чего молчите? — не стерпел Готовчиков. — Стреляйте!
Казалось, проходят не часы, а мгновения. Секундомер в его руках отсчитывал: раз, два, три... И залп всколыхнул землю. От неожиданности Ирина легла на аппарат.
— Как будто горит, — услыхала она Готовчикова.
Дивизион снова дал залп. Андрей ощутил глухие удары в затылке. Они прерывали звук моторов, в их гудение врывался свист снарядов, треск рызрывов. Они мешали вести за целью, и все же Бойков не упускал ее.
Фалькова с трубкой у уха посмотрела вверх: в небе возникали большие огненные капли и потухали. Видимо, снаряд попал в зажигательные бомбы и они, воспламеняясь, вываливались из самолета.
— Поиск! — закричал старший сержант.
Но Бойков уже ясно различал завывание другой немецкой машины.
— Есть! — отозвался он.
На миг прожектор погас и снова выстрелил в небо. В ярком свете проявился немецкий бомбардировщик. Вспыхнули прожекторы-сопроводители. Они цепко схватили врага в гигантские клещи. Частые светлячки разрывов заполнили небо. Вспыхнул еще один самолет. Новый гул потряс землю: немцы сбрасывали бомбы. К их разрывам прибавился тяжелый треск. Фашисты начали обстрел из дальнобойных орудий. Ориентиром служили прожекторные лучи и зенитные вспышки.
Над головой взвизгнули осколки. Сердце Готовчикова сжалось. «Нас достали, сволочи. Устоят ли девчата?»
Бомбы и снаряды рвались спереди и сбоку. Огромные огненные объятия подбирались к горсточке людей.
—Товарищ командир, — Ирина дернула Готовчикова за гимнастерку. Проговорила хрипловатым голосом: — связи с КП нет. Не отвечают.
— Доложи Коляде. Сама на линию. Быстро! — прокричал он ей в самое ухо.
Ирина вскочила и побежала. Ее встретил Коляда:
— Знаю. Вот катушка. Я тут займусь...
На какое-то мгновение прекратился обстрел, и затихли самолеты. Но через секунду в уши Андрею ударил новый гул моторов, и он доложил о цели.
Вскоре Готовчикову показалось, что прожекторный луч со страшным треском рассек темноту. Донесся приглушенный вскрик со звукоулавливателя. Старший сержант бросился туда. Подбегая, увидел, что Бойков сидит на месте, а Бондарь поддерживает Веру. Готовчиков торопливо разорвал санитарный пакет. Помог уложить Веру на землю.