Новая жизнь увлекла Андрея Бойкова. Он проявил усердие и настойчивость при изучении нелегкой системы чтения по Брайлю. Под чуткими пальцами слепого всевозможные сочетания точек, словно волшебные знаки, выстраивались в слова, становились фразами. Толстые книги открывали невидимый огромный мир. Научился писать, начал осваивать ремесла: плел из хвороста и камыша корзины и мебель. Знакомился с кожевенным производством. По вечерам играл в струнном оркестре.
Жизнь приобретала разумный смысл, становилась интересной.
Во время финской войны 1939—40 года в свободные от работы часы научился вязать маскировочные сети, в первый день войны с фашистскими захватчиками начал работать для фронта. Вскоре в общество слепых пришло распоряжение: эвакуировать из Ленинграда. Уезжать из города Бойков наотрез отказался:
— Сети и здесь вязать можно...
Но Андрей мечтал о непосредственном участии в войне. И вот он стал солдатом. Что теперь значит умение штопать носки, или ходить без палки от своего дома до соседней улицы. Задачи нужно усложнять. Первая из них — научиться бегать по тревоге без посторонней помощи.
Тренировался Андрей в часы отдыха. Бондарь подавал сигналы, засекая время. Бойков поспешно переступал порог землянки, клал палку на проволоку. Пробовал бежать. Высоко поднимал ноги. Трудно дышал. Сперва Николая это рассмешило. Потом он помрачнел, когда увидел упорство Андрея. Лицо слепого было болезненно озабоченным. Но Бойков не отступал. Бег становился уверенней, время сокращалось. И тут Николай не выдержал:
— Ты же ни черта не видишь! Если бы рассказали - не поверил.
— А ты смотришь под ноги, когда бежишь? Привык Инстинкт... В темной квартире ходишь, не задумываясь куда повернуть. А моей темной квартирой стала земля. Скоро без палки побегу.
Бондарь не ответил. Неотрывно смотрел на Бойкова пока тот шел в землянку. Сам остался на позиции. Meла поземка. Над Ленинградом, будто обожженное фронтовым огнем, багровело солнце. Вокруг него февральский мороз вырезал молочное кольцо. Бондарь подошел к звукоулавливателю. Из головы не выходил Бойков.
То ли по молодости, то ли по складу характера Бондарь долго не раздумывал над событиями. Случилось так, значит надо. До войны глубоко верил, что мы в первый же день разобьем врага. С жаром распевал бодрые песни. Начал воевать и ни разу не спросил: почему отступаем. Как и миллионы других, он стал чернорабочим войны, защищал Родину и верил в победу. А было ему неполных двадцать лет. Родился в шахтерском городе Донецке. Окончил среднюю школу за год до войны и попал в прожекторные части. Солдатская жизнь стала первым серьезным испытанием донецкого паренька.
Глаза у Бондаря — мальчишечьи, с пепельной поволокой. Может она появилась после ранения. Когда отходили к Ленинграду, угодило осколком в ногу. А может, блеск глаз притуманился после того, как фашисты заняли его город, и Николай потерял связь с родными и близкими. А главное — умолкла его любовь — Алка. Бойкая, легкая, милая Алка.
Бондарь был отличным слухачом. По совместительству работал корректировщиком утла места цели. Сержант поручал ему заниматься с Бойковым. И вот молодой человек стал замечать, что теряет душевное равновесие. Тревожил его слепой. «Мне словно стыдно перед ним. Но почему?» Что-то смутное, неуловимое бродило в голове. Думая о Бойкове, невольно размышлял о положении страны. Как получилось, что мы оказались не готовыми к войне. Почему так легко немец занял Украину, подошел к Ленинграду, был у самой Москвы. Почему?
Николай прислонился к звукоулавливателю. «Андрей работает на приборе, как зрячий... Значит, я должен лучше его работать». Глубоко вздохнул. Вспомнил: нужно с Андреем еще разок пройтись по тексту присяги. Был приказ командира полка принять присягу у Бойкова в день Красной Армии.
Вернулся в землянку, попросил Андрея повторить присягу, но тут раздались удары в рельс.
— Тревога! — крикнул дежурный и первый выскочил за дверь.
Ночь была темная, облачная. На позиции раздавались команды. У речушки тихо заурчал мотор и nocте пенно стих. Умолкли бойцы. Потянулись минуты напряжённого ожидания. Из стороны в сторону поворачивались трубы. В шуршащей тишине послышался приближающийся шум. Он все нарастал и нарастал, переходя в непрерывный гул. Начали стрельбу зенитки — все ближе, ближе... Вдали справа брызнул фонтан прожекторных лучей. Они уперлись в облака, пытались их проколоть, но, обессилев, отошли в сторону. Вспыхнули, но вые прожекторы. Серебряные струи лучей указывали место, где над плотной крышей облаков проходили немецкие самолеты. На их пути выросла завеса из огней и металла. Зазвенел густой черный воздух, под снегом вздрогнула земля.