Мужчина представился как Тим О'Доннелл.
— Это просто замечательно, что мы познакомились с вами, мистер О'Доннелл, — сказала Кэйт.
Она сделала жест — полуреверанс, полуприглашение — и вся ее фигура, казалось, выражала радость от этой встречи. Мне снова пришлось взглянуть на Тима О'Доннелла, чтобы понять, что же могло произвести такой эффект. Это был стройный мужчина с усами, малоподвижный и робкий. Кэйт заставила его почувствовать себя королем — или, по крайней мере, человеком значительным, мудрым и опытным, пока он сидел и давал советы вновь прибывшим.
Его жена и дочь Люси бродили поблизости. Люси О'Доннелл была симпатичной девушкой, хотя и не такой эффектной, как Роза. Мне было интересно увидеть, что она так же отреагировала на Розу, как и я сама, — с одной стороны, не хотелось ее любить, а с другой — это было трудно сделать. Маленький Эдди уснул на мамином плече, пока О'Доннеллы сидели, слушая рассказы Кэйт о Дублине и довольно трезвые рассуждения Дэна о политике. Они даже с интересом отнеслись к проповедям Пэта об англичанах, хотя ничто из того, что он сказал, не было новым для ирландцев. А Роза, чтобы доставить удовольствие отцу, спела куплет из его любимой баллады о Роберте Эммете и Саре Курран: «Она сейчас далеко от земли, где спит ее молодой возлюбленный…»
Она пела сильным, приятным и очень нежным голосом.
Потом я почувствовала, как Кон привалился ко мне, это был первый из многих вечеров, когда Кон дремал на моем плече, и тогда в первый раз я уложила его спать. Я знала, что Кэйт было не до этого, она только кивнула мне, когда мы выходили из освещенного костром круга.
Я разложила постель и помогла ему раздеться; его пальцы были неуклюжими со сна. Он забыл, что был почти мужчиной, и очень легко снова стал ребенком, особенно когда обнял меня и поцеловал.
— Я рад, что ты пришла, Эмми, — сказал он.
Кон тотчас заснул, я немного посидела рядом с ним, моя рука касалась его щеки и ощущала нежное дыхание. Я думала о его поцелуе, о тяжести детского тела. Невинность всего этого, казалось, почти изгладила из моей памяти уродство Гриббона. Мне хотелось, чтобы этот ребенок принадлежал мне, а не Кэйт.
Тогда я в первый раз поняла, что хочу иметь детей. То, что произошло со мной той ночью, когда я сидела с Коном, очистило меня, сохранив милосердие после ужаса в «Диггерз Армс». И я не ощущала себя больше некрасивой и бедной, а напротив сильной и бесстрашной — после поцелуя Кона.
О'Доннеллы собирались возвращаться в свой лагерь. Когда они уходили, миссис О'Доннелл кивнула в мою сторону.
— А это… другая дочь? — спросила она с сомнением.
Я вовсе не была похожа на другую дочь.
— Нет, — ответила Кэйт, — это наш друг, Эмми Браун.
И с тех пор это действительно было так.
Они приготовили мне постель на соломенном матраце в маленькой Розиной палатке. Что бы я ни думала о Розе впоследствии, я не забывала, что в ту ночь она была гостеприимна; ее ревность и чувство собственности относились к людям, а не к вещам. Она делилась со мной, не раздумывая, той роскошью, которая, должно быть, представляла для них значительную ценность, потому что они были ограничены в средствах, — душистым мылом, одеколоном, и я даже помню душистую подушечку с лавандой, положенную Розой в мои вещи.
Я лежала в палатке около входа и разглядывала небо над Балларатом, а Роза крепко спала позади меня. Красноватое зарево сошло с неба, так как десять тысяч и более костров погасли. Все затихло, я слышала только вой динго, диких собак, да невнятное пение двух горнорабочих, ковылявших из бара по главной дороге. Я лежала и думала о Гриббоне, просто не верилось, что когда-нибудь я смогу провести ночь без этих тоскливых мыслей; хорошо, что во сне их не было.
Утром я встала раньше многих наших соседей. Роза еще крепко спала и даже не пошевелилась, когда я одевалась, скрючившись в тесноте. Думаю, она всегда любила долго поспать. Я разожгла костер, чтобы вскипятить воду; появился Ларри.
— Хотите чаю? — предложила я.
— Спасибо. — Он серьезно меня разглядывал.
Я знала, что из них всех он один не признавал меня. Кажется, он был бы рад моему уходу. Возможно, потому, что он один из всей семьи реально представлял себе, каковы в действительности условия в Балларате и как мало шансов получить там что-то большее, чем скудное существование. Вся семья, даже Дэн, постаралась переложить на Ларри свои проблемы и их решение.
Конечно, Ларри был обеспокоен появлением в семье лишнего рта, может быть, он не мог забыть о моем пребывании в «Диггерз Армс» наедине с Гриббоном. Ларри всегда был скор на приговоры, которые иногда бывали суровыми по отношению к другим, зато придавали ему веры в себя, и эта вера была очень сильной.